Однако проволока оказалась прочной, и сколько Миха ни драл её когтями, она только звенела. Походив вокруг клетки, Миха нырнул в подпол.
Лаз под печкой вёл прямо в кухню. Миха высунул голову и сразу же втянул её обратно. Он увидел бабку Любу. Она мыла горшок. Миха стал терпеливо ждать.
Заревела Нюшка.
Бабка Люба пошлёпала к люльке показывать Нюшке «козу». Миха вылез и… замер. Он увидел на столе блюдце с кашей для Нюшки. Миха съел кашу и, прихватив с собой бабкин кусок хлеба, нырнул в погреб.
Пообедав, Миха забрался на чердак и, развалясь около тёплой трубы, крепко уснул. И снились, наверно, ему всю ночь красноглазые кролики.
Глава XII. Бабка Люба замаливает грехи. Испытание пушки. Разгром крепости. Коршун думает. Миха в осаде. Жестокая расплата. Драка Коршуна с Локтем. Запоздалые раскаяния. Страшный сон Митьки Локоткова
Митька проснулся ни свет ни заря. Мать только что затопила печку.
— Куда? — спросила Елизавета Максимовна, когда тот, сунув ноги в валенки, потянулся к полушубку.
Митька сбросил с ног валенки, забрался под одеяло и стал ждать, когда мать истопит печку, приготовит завтрак и уйдёт на работу. На печке ворочалась бабка Люба. Потом она сползла на пол, встала посреди избы на колени и принялась отвешивать поклоны. Бабка молилась усердно и всё просила господа, чтобы он простил её, грешную.
«В чём же это бабка провинилась перед ним? — размышлял Митька. — Вот я, например, стибрил банку с зелёной краской. Мамка её берегла, чтоб покрасить наличники у окон, а мы с Коршуном выкрасили пушку. Мне надо молиться, чтоб она не узнала».
Митька высунул нос из-под одеяла и стал одним глазом наблюдать за матерью. Она шуровала в печке кочергой. Вместе с багровым языком огня в трубу летели искры.
Когда же мать уйдёт на работу? Чего всё топчется около проклятой печки? Надо пушку испытывать, а она всё топчется.
В конце концов терпение у него лопнуло.
— Мам, а ты сегодня на работу не опоздаешь?
— А тебе не терпится на улицу сбежать?
— Я просто так спросил. Уж и спросить нельзя.
— До чего же ты изоврался, сынок, — укоризненно сказала Елизавета Максимовна.
— Когда изоврался? Нельзя уже и кроликов накормить?
— Кто же тебе мешает? Встань да и покорми.
Митька спрыгнул с кровати и заметался по избе. На поспешность, с которой сын одевался кормить кроликов, Елизавета Максимовна не обратила внимания.
Митька набрал в шапку моркови, выскочил из избы в сени, потом в хлев, подбежал к клетке, открыл двери, швырнул морковку кроликам и, не оглядываясь, бросился со двора на улицу.
Пушку испытывали за огородами около пустого сарая. Ещё издали Митька увидел, что все уже собрались. Когда Локоть прибежал, на него никто не обратил внимания. Ребятам было не до Митьки. Они строили снежную крепость. Строительством распоряжался Витька Выковыренный. Лилька Махонина, накатав ком снега, пыталась поднять его на стену. Витька, засунув руки в карманы, наблюдал, как Лилька пыхтит под снежной глыбой. Увидев Митьку, од закричал:
— Чего рот разинул, Локоть, помоги!
Митька и сам видел, что надо помочь, но грубый приказ его оскорбил.
— Сам помогай. Стоит тут руки в брюки. Может, в рыло хочешь? — и Митька сжал кулаки.
Витька не хотел, чтоб ему дали в рыло, и бросился помогать Лильке.
— Вот так вас задавал-счетоводов надо учить, — сказал Локоть и пошёл в сарай.
В сарае стояла пушка. На фанерном зелёном щите её было выведено мелом: «Смерть немецким фашистам!!!» Стёпка ощупывал затвор.
— Всё возишься? — спросил Митька.
— А ты всё спишь? — спросил Коршун. — А ну, помоги оттянуть затвор.
Затвор был сделан из берёзовой палки. На одном конце её находился набалдашник, или, как его называл Коршун, казённик, — на него надевалась резина. Оба конца резины были наглухо, гвоздями, прибиты к стволу.
Оттянули затвор назад, поставили на зарубку, и Коршун приказал Митьке зарядить пушку. Здесь же лежали снаряды: картошка и десяток камней.
— Чем? — спросил Локоть.
— Сперва попробуем картошкой.
Митька запихал в ствол картофелину. Коршун навёл пушку на стену и спустил затвор. Он щёлкнул, и картофелина, ударившись о стену, разбилась вдребезги.
— Вот это да! — закричал Митька.
— Заряжай камень!
Пальнули камнем, и он оставил в стене вмятину.
— Видал, Локоть, какую мы штуку сработали! — Коршун обнял Митьку, помял его, нахлобучил на глаза шапку. Явился Выковыренный и доложил, что крепость готова.
Читать дальше