Этот мир за решёткой был так великолепен, что Тэдди стал присматривать в нём уголок, пригодный для жилья.
Но настоящие чудеса начались с появлением девушки в ослепительно белом чепце. Притаившись в кустах, путешественники видели, как она покрыла круглый стол скатертью, как пришли два старика в каких-то петушиных костюмах и принялись ставить на стол такое множество кушаний, что Тэдди сбился со счёта. Потом вышел ещё один старик и вынес большую клетку. В ней сидел попугай с многоцветным хвостом необычайной длины…
— …И вот прибегает мальчишка в красной курточке и бьёт в медную сковородку… Бам-м-м-м! Как в церкви… И приехала старуха в корзинке на колёсах…
Тэдди посадил сестру на ступеньки того дома, возле которого должен был закончиться рассказ, и стал показывать, как везли старуху, как пришла леди с трясущейся головой, как прибежала девочка — не такая красивая, как Бесси, но всё же «ничего себе». На руках она держала собаку, такую жирную, что та хрипела и сопела, словно бегущий «бобби»…
— …И вдруг… — слушай, Бесси, слушай! — попугай начал говорить по-человечьи: «Сэр! Сэр-р-рр…»
— Попугайчик в штанишках из перышек! — хохочет Бесси.
Эту подробность Тэдди позабыл, но запомнил другую, не менее важную.
Все, кроме мальчика в красном и стариков в петушиных нарядах, стали есть. Потом девочка кормила собаку конфетами и вкладывала в клюв попугая кусочки мяса. Тэдди решил, что еды хватит на всех, и вышел из кустов.
Он понял, кто главное лицо в этой компании, и обратился прямо к старухе в корзинке: «Бабушка, дайте и нам кусочек».
Эх, и завизжала же она!
Конечно, Тэдди ничего не стоило убежать. Он бы даже уехал от погони, прицепившись к автомобилю. Но Бесси…
Он мчался к решётке, держа на руках сестрёнку. Ему казалось, что весь Лондон орёт, пищит и свистит…
И громче всех каркал попугай: «Добр-р-р-рое утррро, сэр-р-рр! Добр-р-р-рое утррро! Сэр-р-рр… Сэр-р-рр…»
Да, было дело.
С того «доброго утра» Тэдди, поразмыслив, перебрался в ту часть города, где поиски пищи были делом повседневным и ни у кого не вызывали удивления…
Детям надо пересечь большую улицу. Это деловой квартал Лондона — Сити. Железные ставни банков, контор и меняльных лавок ещё закрыты, но дворники уже шуршат метлами.
Тэдди взял сестру на руки, загудел паровозом и перебежал улицу.
— Эй, оборвыш, куда держишь путь?
Тэдди вздрогнул и замер. Перед ним возвышался полисмен.
Тэдди хитёр и бесстрашен, как старая воробьиха.
— Да вот, иду купить цепочку к своим золотым часам, — беззаботно отвечает Тэдди и, взяв Бесси под руку, идёт мимо «бобби», помахивая обломком тросточки.
Дойдя до угла, оба на всякий случай сворачивают в переулок и бегут.
Остановились на перекрёстке. Бесси часто и шумно дышит. Тэдди замечает: на её лице расплываются серо-голубые пятна. Она мягко опускается на колени, голова свешивается на грудь.
Тэдди сажает Бесси на край тротуара, садится рядом. Холодный висок касается его щеки. Тэдди чувствует, как на виске испуганно бьётся какая-то жилка.
Появляются редкие прохожие. Это те, кого кормит порт. На узловатых ногах размеренно шагают грузчики. Почти не отрывая от земли подошв, развалисто бредут матросы.
Гулко стучит деревянной ногой инвалид с медалью на выгоревшем тельнике. До войны он был королём грузчиков Лондона и Ливерпуля. Его знали капитаны всего мира. Сейчас он живёт смутной надеждой на встречу с удачливым приятелем, на даровой стакан пива, на толстый окурок американской сигареты.
Караван пятитонных грузовиков сотрясает улицу.
Но Тэдди ничего не видит и не слышит, кроме биения жилки на виске Бесси. Наконец, он улавливает перемену.
Реже… Ещё реже…
Тэдди бережно опускает её голову на колени и, не моргая, глядит на голубые пятна. Они во впадинах щёк, и от этого лицо Бесси сделалось чужим и страшным.
Из ворот напротив вылетели, как выпущенные из рогатки, мальчишки с пачками утренних газет и с воплем растаяли.
По улице поплыл запах горячего хлеба и сейчас же смешался с бензиновой гарью.
Тэдди вздрогнул: ресницы Бесси шевельнулись. Голубые пятна поползли к подбородку и пропали.
Через минуту Бесси сидит на спине брата и поёт ему в ухо новую песенку:
Бесси цепко держится за горло брата. Ему трудно дышать, но, предельно надув щеки, он героически аккомпанирует:
Трум, трам, трим,
Трэм, пам, плям…
Читать дальше