Макс Бременер - Чур, не игра!

— Вы правильно делаете, — сказал Семён Авдеевич, — что не отгораживаетесь от него. Конечно, то, что этот Юрик, по-видимому, перенял у своей матери мещанские предрассудки, вас от него отталкивает. Но вы себя пересиливаете, и молодцы. Легче всего поставить на человеке крест. А надо повлиять в хорошую сторону.

Так что за столом, заставленным пирогами, мы расселись с горделивым чувством людей, взявшихся за нужное и полезное дело.

Перед этим мы вручили Юрику подарки: Сашка — «Маугли» Киплинга, а мы с Вовкой — книгу стихов Маяковского для детей.

Некоторое время мы сидели за столом молча, не притрагиваясь к сладостям, потому что ждали Майку. Её место за столом, единственное, оставалось ещё пустым. Перед каждым из нас стояла тарелочка, на которой лежал квадратик бумаги с именем гостя, всякий раз уменьшительным: Сашка был назван Аликом, Вовка — Вовиком, отсутствующая Майка — Маечкой, и только я был назван просто Мишей, наверно, потому, что Мишенька звучало бы чересчур ласкательно, а родители Юрика как-никак меня не знали.

— Юрик! — окликнула его мать. (Он печально косил на пустую тарелочку, где лежала аккуратная бумажка с Майкиным именем.) — Подавай пример гостям. Ты же знаешь, пока хозяин не начал, гости не едят…

Вероятно, Юрик знал это, потому что тотчас, не глядя, схватил пирожок и послушно и как-то обречённо зажевал.

Спустя минуту явилась Майка. Улыбаясь, она протянула имениннику подарок — книгу профессора Мантейфеля о зоопарке. Юрик глотнул и поблагодарил.

Его мать сказала, что это прекрасная и поучительная книга. Затем, вероятно, чтоб не обидеть нас с Вовкой, она похвалила и книгу Маяковского. Но добавила, что Маяковский напрасно писал «лесенкой».

— А вы знаете, ребятки, почему Маяковский писал лесенкой?

В то время мы этого ещё не знали.

— Видите ли, поэты получают деньги за каждую строчку, — объяснила нам мать Юрика. — Чем больше строчек, тем больше денег. А если одну строчку разбить на несколько, то деньги заплатят за каждое слово, как за настоящую строчку.

Мы чувствовали, что слова матери Юрика несправедливы и нехороши. Однако выразить этого мы не могли и молчали — дружно и скучно.

Отец Юрика, который до этого занимался своим делом — писал что-то за столиком у окна, — встал и сказал:

— Что-то вы тут затосковали? Сделаю вам освещение поярче! — и, вынув из стенного шкафчика большую электрическую лампочку, взгромоздился на табуретку…

Мать Юрика тем временем спрашивала нас:

— Пушкина любите, ребятки? «Буря мглою небо кроет…» — вдруг начала она с фальшивым упоением.

— «Вихри снежные крутя», — продолжил Юрик, льстиво улыбнувшись матери.

— «То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя». Как же, как же! — закончил без выражения отец Юрика, ввинчивая в патрон лампочку покрупнее.

Но и от яркого света нам не стало веселее. Съев кусок орехового пирога и не допив чая, первой упорхнула Майка. Хотелось уйти и нам, но, помня напутствие Семёна Авдеевича, мы сидели.

— Без нас он совсем заснёт, — шепнул мне Вовка, кивая на Юрика.

Всё же через полчаса мы попрощались. А Юрик вышел вместе с нами во двор — погулять перед сном. При яркой луне мы затеяли игру в лапту, и он в этом участвовал…

Если бы на этом вот месте — в момент, когда утихла вражда и вроде бы началась дружба, — можно было закончить рассказ, то, пожалуй, его не стоило бы и начинать. Для истории моего знакомства с Юриком самое важное — рассказать ещё об одном дне. Поэтому последняя точка будет поставлена немного позднее.

…Во время весенних каникул я возвращался как-то домой после утренника в цирке. У ворот меня встретил Юрик:

— Ты не знаешь?

— Что?..

— Твоя мать приехала!

Мама! И не предупредила! Сюрпризом! Надолго ли?..

Я ринулся было домой, но Юрик остановил меня:

— Она только ушла… Минут пять… с отцом твоим.

— Куда?

— На Чистые пруды, на лодке кататься. Тебе туда велели идти, как придёшь!

Я побежал на бульвар. Сердце стучало от бега, неожиданности и счастья. «Мама и папа пошли вместе на пруд. Значит, помирились… Будем снова жить вместе! Рядом со мной в комнате будет мама!»

На мгновение вспомнилась мамина фотография с белым уголком, ящичек с урюком…

И теперь, обретя маму, я ощутил, как жалки были эти сокровища, которыми ещё недавно я так дорожил и должен был довольствоваться!

Мелькнуло в памяти, как вечерами я смотрел в лупу на маленькое фото… Это позади, это отрезано!..

Вспоминать было приятно, как перечитывать грустные места в истории со счастливым концом.