Андрей Жвалевский: 52-е февраля

…Самовар оказался не электрическим. Кто и зачем его притащил в офис, папа не вспомнил. Возможно, это был подарок. Папа считал его подарком судьбы.

Но разжечь самовар удалось далеко не сразу, хотя на той же кухне они нашли почти полный мешок угля для пикников.

— Если мы его тут раскочегарим, — говорил отец, осматривая помещение, — задохнемся и угорим. Нужна труба!

— Так вот же… — Тёмка кивнул на самоварную трубу, найденную за мойкой.

На трубе красовалась ручка непонятного предназначения.

— Она короткая, до форточки не дотянется…

Папа задумался на мгновение.

— Вот я кретин, — весело сказал он. — Но зато гений! У меня же этих труб!..

Дальше было весело. Они выгребли из отдела маркетинга образцы продукции и принялись в них копаться. Пластиковые водосточные трубы отец отмел сразу:

— Расплавятся.

Жестяные не подходили то по длине, то по диаметру. Наконец удалось соорудить, как сказал папа, «гибридный вариант»: родную самоварную трубу на конце чуть подклепали (отец отжалел для этого приз с какой-то выставки) и вогнали в оцинкованный образец продукции. Получилась увесистая конструкция.

— Вообще еще сапог нужен, — говорил папа, набивая жаровню самовара углем и щепками, — мой дед всегда сапогом раздувал… Но, думаю, тяга и так будет. Лезь на подоконник!

Тёмка, стоя на подоконнике, распахнул форточку (тут же получил в глаза горсть снега) и высунул в нее раструб «гибридного варианта». Папа поджег обрывок газеты, бросил в недра самовара и нахлобучил на него трубу. Загудело очень бодро. Теперь Тёмка понял, почему отец отказался от пластика — пока он слезал на пол, труба успела раскалиться.

Метель продолжала швырять в форточку снег, но он не только таял, пролетая мимо трубы, но и успевал испаряться. А вьюга завывала, как будто требовала немедленно убрать это безобразие из форточки. Становилось жутко.

Папа еще несколько раз снимал трубу — теперь Тёмка понял, для чего на ней ручка — и подбрасывал уголь. Самовар тихонько зашумел.

— Запел! — обрадовался отец. — Скоро закипит! Слушай, у тебя же в телефоне радио есть! Что говорят про снегопад?

— У тебя тоже есть! — возразил сын, которому не улыбалось окончательно посадить батарею.

— Да ладно? — поразился папа, вертя в руках старенькую «Нокию».

— Даже в этом рожне, — буркнул Тёмка, отбирая телефон у отца. — А на твоем сапфировом еще и кино смотреть можно…

— Сапфировый не трожь, — возразил папа, наблюдая, как сын ловко нажимает кнопки, — он для понтов!

Тёмка только вздохнул. «Сапфировым» назывался аппарат, который отец таскал с собой на переговоры: сапфировые кнопки, титановый корпус, какая-то неимоверная батарея, экран в две ладони… Тёмка сто раз просил отдать это чудо техники, но папа к «сапфировому» относился трепетно, держал в сейфе, доставая только для встреч с важными заказчиками, и даже, кажется, симку в свой парадный телефон не вставлял.

Но и у старушки «Нокии» радио оказалось вполне рабочим. Правда, удалось поймать всего две станции. На обеих передавали одно и то же: ГАИ просит никуда не ехать, сидеть дома, потому что въезды-выезды из города все равно перекрыты.

Тут как раз вскипело.

Когда папа разливал кипяток по кружкам, Тёмка автоматически вытащил аппарат, всмотрелся — глухо, сети нет. Тёмка с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Папа даже в неверном свете экранчика телефона заметил выражение его лица.

— Проблемы? — спросил он.

— Нет, никаких проблем, — сын помотал головой и для убедительности уточнил. — Просто время смотрел.

— И который час?

Тёмка полез за мобильником, который уже успел сунуть в карман.

— Ясно, — папа полоскал пакетик в чашке, как будто рыбок кормил. — Проблемы есть, но мне говорить не хочешь. Значит, девушка.

Тёмка почувствовал, что краснеет, и схватил свою чашку, чтобы укрыться за нею. «Зачем? — тут же подумал он. — Все равно темно… Палево!»

— Да расслабься, — хохотнул отец. — И пакетик в чашку положи, да? Думаешь, у меня проблем с девчонками не было? Только у тебя проблемы из-за эсэмэсок, а у меня были из-за записок, вот и вся разница. Однажды я написал такую записку, что…

Однажды он написал такую записку, что сам испугался собственной смелости: «Наташа! Давай дружить! АЮ». То есть «Александр Юрьевич». И подбросил. В портфель. В понедельник. Она не ответила ни во вторник, ни в среду. В четверг, измученный ожиданием, он отнял у нее шапку. Она просто ударила его портфелем по голове, ни слова не сказав о записке.