Ольга Заровнятных - Портрет синей бабочки

Я замерзла как цуцик. Кстати, вы в курсе, кто такой цуцик? Нет? Я вот после того случая вернулась домой, озлобленно приговаривая: «Я просто цуцик какой-то!» – и первым делом погуглила, что это за зверь. Оказалось, что цуцик – это щенок, который от холода дрожит и даже писается. Вы только не думайте, что я там, в засаде, описалась, нет, но замерзла я так, что зуб на зуб не попадал. А дома в зеркале увидела у себя фиолетовые губы.

Вернемся к нашим баранам. Я довольно долго простояла за углом, наблюдая за кафе. К нему приходил кто угодно, но ни одного из моих одноклассников замечено не было. Даже мимо никто из них не прошел. Я была разочарована. Значит, как валентинки в ящик кидать – это они всегда пожалуйста, а как на свидание прийти, так и струсили? Или что? Не могло же быть так, что у них всех одновременно на это время были другие планы!

Как они меня вычислили – я до сих пор понять не могу. О моем розыгрыше знала только Дина. Больше я никому не рассказывала, точно. Единственный напрашивающийся вывод – мальчишки после уроков рассплетничались, выяснили, что всех их пригласили в одно и то же место на один и тот же час, сверили валентинки – почерк на всех оказался одинаковый, показали валентинки нашей классной, и та сразу опознала по почерку меня.

Как бы там ни было, на следующий день девчонки шушукались, а мальчишки ходили, задрав подбородки до потолка. Ну еще бы! Разоблачили мой коварный план! Было чем гордиться. С этого дня я стала в классе белой вороной. Не знаю, что там напридумывали себе обе половины класса, может, решили, что я действительно влюбилась в каждого одноклассника – девчонки могли так решить, да, – в таком случае я представлялась им угрозой, конкуренткой, сразу для всех.

Розыгрыш, задуманный мной как безобидная шутка, вывернули наизнанку. Все в классе ополчились против меня. Да, могу признать, я мнительная, но в данном случае все обстояло именно так. Кроме Дины, со мной больше никто не разговаривал. И я бы, может, попыталась себя реабилитировать, но зачем? Нет, ну правда, ради чего? Вот вы бы стали? Подмазываться к ним, навязывать свою дружбу, доказывать, что именно вы – как раз самое то, чего им так не хватает в жизни? Ну, стали бы? Только честно! Вот и я не стала.

Не мы одни торопились на праздник. Повсюду – кто в сторону нашей школы, с нами же по дороге, а кто навстречу в соседнюю школу – шли расфуфыренные девчонки. Среди этого буйства пошлости я чувствовала себя этаким островком здравого смысла. Я шла рядом с Диной, повисшей на двух парнях, и меня распирало от гордости, что я не поддаюсь ни на модные течения, ни на общую озабоченность внешним видом, а словно кидаю вызов всему миру, не акцентируя внимание на своей гендерной принадлежности и подчеркивая тем самым, что я, прежде всего, – человек!

– Ой, смотрите, какая прелесть! – щебетала между тем Дина, указывая своим сопровождающим на какую-то девчонку.

Ну я тоже посмотрела, конечно. Это была девчонка из нашей школы, из параллельного класса. Та еще задавака! «Прелестью», очевидно, Дина посчитала то, что шлейф, тянущийся за ней, нес ее парень. Как паж. Голубое платье, бутоном василька выступающее из-под шубы, доходило до пят. А шлейф свисал поверх шубы. Паж – точнее, парень этой «дамы» – нес шлейф удрученно, словно приговоренный к смертной казни.

Ясно было, что шлейф торчит наружу, чтобы под шубой не помялся, но все равно это смотрелось как желание девушки выпендриться. Показать всем, что ее наряд лучший. Еще и потому, что шлейф нес парень, могла бы и сама в руках нести… Но каждая ведь мечтает быть богиней, не меньше! Причем самой-пресамой главной. Царицей Олимпа. А шлейф за ней нес, надо думать, верховный жрец… Не, ну можно и еще пофантазировать на эту тему, было бы желание. Я убеждена, что эта девушка со своей матерью нафантазировалась вволю перед выходом из дома.

Я бы на месте парня, несущего шлейф, чувствовала себя униженно. Мы вот шли следом за ними, и я пыталась понять: о чем он думает вообще? Вот когда подписывался на эту роль шлейфоносца, о чем думал? Что девушка будет ему по гроб жизни благодарна? Да такие способны только на самолюбование! И все, что они делают в своей жизни, – делают для себя, для акцентирования всеобщего внимания на своей исключительности. Сегодня этот парень несет ее шлейф, а завтра другой будет катать ее на машине. Потому что владелец машины круче, чем шлейфоносец.

Впрочем, не на одну красавицу с ее шлейфом все заглядывались. На нашу четверку тоже пялилось приличное количество народу. Я вышагивала важно, понимая, что именно я являюсь средоточием постороннего внимания. Все были наряжены как куклы, одна я выделялась из толпы. Мне всегда нравилось что-то необычное. Не в том смысле, что я фанатею от фриков, а вот, знаете, необычное в разумных пределах.