Жан-Филипп Арру-Виньо - Омлет с сахаром

— А мне корзиночку с клубникой, — попросил Жан В.

— Нет, это мне колзиночку, — захныкал Жан Д.

— Хватит уже за мной повторять. Ты всегда хочешь то же, что и я, — не сдержался Жан В.

— Я пелвый ее увидел! — продолжал хныкать Жан Д.

Папа быстро их угомонил подзатыльником, и Жан Д. разревелся. Все вокруг смотрели на нас, продавщица теряла терпение. Кто-то в очереди вдруг произнес: «Садист», и тут терпение начал терять папа.

— Выберите уже наконец, — процедил он сквозь зубы. — Или вам сейчас мало не покажется.

— Ладно, — сказал Жан В., глотая слезы, — я возьму бабу.

— Баб нет, — прошипела продавщица.

— Тогда, — быстро нашелся Жан В., — я буду пирог с лимонным джемом.

— К сожалению, последний кусок пирога я только что отдала этому мальчику, — сказала продавщица, указав на Жана Г.

— Ничего страшного, тогда я буду бабу.

Улыбка на папином лице искривилась, и на затылок Жана В. приземлилась очередная затрещина.

— Садист, — снова донеслось из конца очереди.

Люди начали толкаться, нервничать. В булочной назревал скандал.

— А ты, мой мальчик, что хочешь? — продавщица смотрела на меня так, словно я был киборгом-мутантом.

— Ну-у-у… — окинул я взглядом витрину, — может, кусочек «Черного леса»? Или нет, лучше яблочный пирог… Или все же…

Со мной так всегда. Я не умею выбирать, когда всего так много. Мне хочется и того, и этого, и всего сразу. А взять-то можно только одно пирожное. Для меня это настоящая пытка! Я начинаю нервничать, как будто у меня отбирают все остальные.

— Может, этот мальчик все-таки поторопится? — не выдержала толстая тетка в очереди.

Папа покраснел и повернулся к ней лицом:

— Не надо разговаривать с моим сыном в таком тоне!

В разговор вмешался муж толстухи:

— Садист.

На секунду мне показалось, что сейчас папа наденет коробку с пирожными ему на голову. Вместо этого папа фыркнул, схватил самого мелкого за руку и пулей помчался к выходу через всю толпу, громко обещая, что ноги его больше не будет в этом месте, где так относятся к детям.

Дорога домой была тяжелой. Папа шел впереди с коробкой пирожных в одной руке, а другой тащил за собой плачущего мальчишку. Все остальные следовали за ним почти бегом, чтобы не отставать.

Жан А. попытался было его остановить, но быстро понял, что сейчас папе лучше не перечить.

Только на лестнице папа заметил, что малыш плачет.

— Если ты сейчас же не прекратишь… — он покраснел и поднял руку. Когда затрещина уже полетела по назначению, папа вдруг побледнел, губы у него затряслись так, будто он пытался нас пересчитать, и он прикрыл рот рукой, чтобы нечаянно не ругнуться.

— Черт побери! — все-таки вырвалось у него. — А ты что тут делаешь?

Малыш, которого папа держал за руку, заплакал еще сильнее. На нем был свитерок синего цвета, он был одного роста с Жаном В., весь в веснушках и с пухлыми щечками, но на этом сходство заканчивалось.

— Я именно это и хотел тебе сказать, папа! — встрял Жан А.

— Это не наш, — подтвердил Жан Г. — Этот не лопоухий совсем.

— Черт побери! — повторил папа в панике. — Я взял чужого ребенка! Что нам теперь делать?

— Может, возьмем его к себе? — предложил Жан В. — У него нет ошейника.

— Это незаконно, — вмешался Жан Г. — Нужно ждать один год и один день, чтобы можно было его забрать к себе.

— А может, выбросим его в море, как нелегальных иммигрантов? — предложил Жан А.

— Нет, пусть живет, — сказал Жан Г.

— Пусть тогда спит в моей комнате, — замурлыкал Жан Д.

— Проблема в том, что у нас только шесть пирожных, — справедливо заметил Жан В. — Я делиться не собираюсь.

— Тише! — крикнул папа.

«Нелегал» начал рыдать еще сильнее, и папа наклонился к нему.

— Успокойся, малыш, — начал он, гладя мальчика по голове. — Никто тебя не обидит. Мы сейчас быстро найдем твоих родителей, договорились? Скажи мне, где ты живешь.

Малыш не успокаивался, а наоборот, ревел навзрыд. Он смотрел на нас так, будто его похитил отряд зеленых человечков.

— Как тебя зовут? — спросил папа.

— Он не может ответить, — сказал Жан А. — Он, наверное, умственно отсталый.

— Ты уверен? — спросил Жан В. — Может, он просто глухонемой?

Со скоростью звука пролетели две смачные затрещины.

— Все — марш домой! — приказал папа. — Сейчас всё решим.

В общем, от пирожных уже не было никакого толку. Может, надо было отдать их «нелегалу», хоть тогда бы он успокоился. Поскольку он по-прежнему не мог произнести ни слова, папа продолжил сам: