Мони Нильсон - Цацики и Рецина

Привет, папа! — Цацики погрыз кончик ручки, размышляя, что бы еще такого написать. — Ловец Каракатиц , — добавил он. Потом пририсовал небольшую каракатицу. Но она не особо удалась. Скорее, вообще не удалась, поэтому Цацики взял чистый лист и начал заново.

Привет, папа Ловец Каракатиц. Я очень соскучился , — написал он, хотя это было не так. Но он подумал, что Янис обрадуется, если он так напишет. Иногда ему было стыдно, что он перестал скучать по отцу, но Мамаша сказала, что это не страшно.

Скоро лето, — написал Цацики и сосчитал, сколько еще осталось ждать. Не может быть! До летних каникул осталось всего два месяца! — …Скоро я приеду , — приписал Цацики и вынужден был прерваться, потому что в дверь позвонили.

На пороге стояла какая-то женщина. У нее были очень светлые кудрявые волосы и пухлые розовые губы.

— Мортен! — воскликнула она и попыталась обнять Цацики. — Как же ты вырос! — Из ее голубых глаз полились слезы.

— Мортена нет дома, — сообщил Цацики и захлопнул дверь прямо перед носом рыдающей тетеньки.

Вечно он забывал спросить, кто это, прежде чем открыть дверь.

Женщина позвонила снова.

— Мортен еще не пришел из школы, — сказал Цацики через щелку для писем.

— Можно я его подожду? — спросила она, прижавшись своим розовым ртом к щелке для писем.

— Нет, нельзя, — сказал Цацики. — Мне не разрешают впускать в дом чужих.

— Но я не чужая. Я же Соня.

— Не знаю никаких Сонь! — крикнул Цацики в щелку для писем. — Уходите! А не то я вызову полицию.

— Но я мама Мортена! — закричала тетенька так громко, что Мэрта из соседней квартиры открыла дверь — узнать, что происходит. Тогда Цацики тоже осмелел и открыл дверь.

— Вы Соня Гонсалес? — спросил он.

Соня Гонсалес кивнула.

— Мама Мортена?

— А ты, должно быть, тот самый мальчик со странным именем?

— Да, я Цацики, — ответил Цацики.

— Теперь-то я вижу, что ты — не Мортен, — сказала Соня Гонсалес. — У тебя карие глаза. А у Мортена — голубые. Самые красивые голубые глаза на свете.

— В этом я не очень уверен, — усомнился Цацики. — Но точно знаю, что у него много прыщей.

Соня Гонсалес была не похожа на Мортена — загорелая, пышная и вообще какая-то булочкообразная. Круглые щеки, круглый рот, большая круглая грудь, не вполне умещавшаяся в лифчик под обтягивающей розовой майкой. Круглые бедра в тесных, еще более розовых брюках. Единственное, что у нее было не круглым, — это длинные блестящие розовые ногти.

При взгляде на Соню Гонсалес сразу становилось ясно одно — она обожает розовый цвет.

Они долго сидели в гостиной друг против друга, не зная, что сказать.

— Так почему вы бросили Мортена? — спросил наконец Цацики. — Я считаю, что мамы не должны бросать своих детей.

— Я не хотела, — прошептала Соня Гонсалес. — Я поехала отдыхать и встретила Карлоса. Он был такой добрый и романтичный. В отличие от Калле, он обращался со мной, как с королевой. Понимаешь, папа Мортена обижал меня. Особенно когда выпивал.

Соня Гонсалес достала из сумочки носовой платок и высморкалась.

— И вы оставили Мортена с таким человеком? — осуждающе спросил Цацики.

— С Мортеном Калле всегда был добр. Кроме Мортена, его ничто не волновало. Ну и кроме выпивки, конечно. Я думала, он бросит пить, когда ему придется одному заботиться о сыне.

— И вы не скучали по Мортену? Мамаша всегда без меня скучает, когда мы расстаемся.

— Конечно, скучала. Каждую минуту. — Но Калле угрожал, что убьет меня, если я посмею приблизиться к Мортену. В конце концов и к горю привыкаешь.

Соня Гонсалес снова высморкалась и достала из сумочки несколько фотографий. Среди них было много снимков дома, где она жила, ее парикмахерского салона, были фотографии какого-то мужчины и двух девочек.

— Кто это? — спросил Цацики.

— Мои дочери, — ответила Соня Гонсалес. — Сестры Мортена. Разве он вам не рассказывал?

— Нет. Вряд ли он знает, что у него есть сестры. Вот удивится.

— Как это не знает! — воскликнула Соня Гонсалес. Похоже, она не на шутку рассердилась. — Я писала ему каждый месяц, он же ни разу мне не ответил.

Наконец Цацики услышал, что Мортен вернулся. Дело в том, что Мамаша и Йоран никогда не хлопали дверью. Хлопали только Цацики и Мортен.

— Мортен! — закричал Цацики. — Мортен, иди сюда! Скорее!