Оскар Хавкин - Всегда вместе

Астафьев щурил зеленоватые глаза и скрывался среди мохнатых лесин. Раздавался выстрел, и вскоре охотник возвращался с подбитой птицей.

— Когда токуют, — говорил Захар, — вот тогда хорошо их стрелять. Они поют свое «кичивря-кичиврить» и ничего не слышат. Близко подпускают.

— Знаю, знаю, — скептически сказал Троша, — испытал это. В ту весну с Борисом за Олекму уходили охотиться. Приметил я одного цветастого, в шесть красок, петуха. Вот уж он меня наказал! Поет-поет, да вдруг и оборвет свое «кичиврить». И стоишь, как чучело, врастопырку пять-десять минут, пока этот глухариный певец отдыхает. Закичиврякает — шагов пяток пойдешь, опять остановишься. Хорошо, если за что уцепишься, а то стоишь, руки и ноги на весу, будто в полет собрался, и холодным потом обливаешься…

Малыш и Захар посмеивались.

— Наша царевна придет к готовому ужину, — заметил Трофим, когда в сумку Захара были запрятаны три глухарки.

И вновь они двигались тем же порядком: Захар сзади, Малыш посредине, Зубарев прокладывал лыжню по тугой снежной целине лесовозки.

Синеватые, в золотых брызгах звезды рассыпались по чистому небу, когда лесовозная дорога вывела ребят на наезженный урюмский проселок. Лыжники понеслись с крутого спуска. Через четверть часа тайга слегка расступилась, и перед ребятами вырос темнобревенчатый сруб старого зимовья. Уж с полсотни лет, наверно, а то и более, стояло оно в Загочинской тайге, давая приют таежному люду; ползимы этого года оно пустовало из-за болезни зимовщика, и многие предпочитали доезжать до другого зимовья — у ключа Серый Камень.

— Что-то, ребята, неладно! — недоумевая, сказал Трофим. — Ведь уж сколько времени, как здесь нет зимовщика…

Было чему удивляться: в одном оконце помаргивал тусклый огонек.

— Потише, Граф, — насторожился Тиня. — Может, там бродяги какие? Вот дело будет! И утекать надо, и Зойку не оставишь.

С секунду они стояли в нерешительности, поглядывая друг на друга.

— Там Зоя, — сказал Астафьев, — а если не она…

Он, не договорив, снял ружье.

Они приткнули лыжи к стене и тихо, с замирающим сердцем, приоткрыли тяжелую дверь зимовья.

За дощатым столиком, на котором догорал огарок свечи, сидела в шубенке, подперев упрямую свою голову, Зоя Вихрева. Рядом на столе, стоял ее полосатенький сундучок. Дрожащий свет падал на тоскливое Зоино лицо, на округлившиеся в раздумье глаза, на тонкие косички, спадавшие на воротник шубенки.

Дверь скрипнула.

— Кто там? — спросила Зоя, испуганно приподнявшись со скамейки.

Тогда все трое, друг за другом, вошли в зимовье.

— Лыжный кросс Новые Ключи — Урюм, — учтиво ответил Троша, подходя к столу.

— Зойка, — сказал Малыш, вытирая ладошкой глаза, — мы же тебя любим, дура ты упрямая!

— Даже я, — подтвердил Трофим.

Зоя подняла на него насторожившиеся глаза, но встретила еще невиданный ею очень добрый, очень внимательный взгляд.

А Захар Астафьев сел рядом с нею на скамейку и молча положил теплую ладонь на покрасневшие, ледяные коротенькие ее пальцы.

— Вот что, — распоряжался между тем Трофим: — каждому своя работа. Захар тащит хворост и топит плиту. Малыш разделывает дичь и готовит ужин. А я утешаю Зою.

Скоро зимовье наполнилось дымом от давно не топленной печки. Затрещал, живо сгорая, сушник, и вкусно запахло из большого чугуна, расшумевшегося на плите.

Трофим разыскал в комнатке зимовщика большую миску, ложку, налил бульону, положил несколько кусков белой глухариной грудинки.

— Суп пейзан, как значится в меню нашей столовой, — сказал он, ставя миску перед Зоей. — Больше посуды нет, граждане, каждый ест своим методом.

Ребята пили бульон из кружек, а куски мяса разложили прямо на столе.

Зоя опустила ложку в бульон, и крупные слезы закапали в большую алюминиевую миску.

— Зоя, — строго сказал Трофим, — не солите, пожалуйста, бульон — Тиня уже солил.

Тогда Зоя подняла глаза и улыбнулась.

— Вот так-то лучше, — с удовлетворением сказал Троша. — А теперь спать. Завтра, — объявил он, — участники кросса возвращаются хотя и с полпути, но с призом.

Дверь учительской раскрылась резким движением. В комнату стремительно вошел коротконогий, розовощекий юноша в костюме полувоенного образца.

Это был секретарь райкома комсомола Спиридон Горкин. С ним Хромов познакомился еще осенью в Загоче.