Елена Усачева - Механизм чуда

Ева молча показала на спальню.

— Не мешаем мне! — вопила Катрин, проносясь по коридору с тарелками.

В гостиной горели свечи. Шкафы были затянуты серой блестящей тканью. От испуганного крика Катрин, чуть не опрокинувшей тарелку с подливкой, по полу с нервным жужжанием поползли механические пауки и тараканы.

— Что это? — осторожно взяла зеленого монстра Маша.

— Это прогресс, — отозвался Саша.

Прогресс был сделан из прозрачной пластмассы. Восемь ножек, тельце с железными внутренностями. От хлопка монстр шевелил лапками и возмущенно гудел. Когда его опускали на пол, он дергался и подпрыгивал, а встав правильно, целеустремленно бежал под стол.

Таракан в Машиных руках задрожал, заставляя поставить себя на лапки. Маша возмущенно топнула. В ответ к ней из-под стула выбежал фиолетовый паук.

— Это я их нашел, — с гордостью сообщил Саша. — Правда, круто?

Голова шла кругом.

— А у вас тут живенько, — сквозь губу процедил Пушкин.

За ним стоял Антон. И как нарочно тут же грохнула музыка. Стив нашел что-то подходящее. Ева медленно, очень медленно натянула на себя летные очки, поправила на голове фетровую шляпу с большими полями. После долгих примерок она поняла, что к очкам идет только она. Жук на цепочке и неработающие часы на руке. Красная шотландка, красная футболка. Нога перебинтована. Уже не пульсирует, а просто болит. Болит постоянно. Потому что она человек. И не нужен ей никто больше. Только Антон. Она так решила.

— В покойничков играем? — прошел по гостиной Пушкин, поддел ногой зазевавшегося синего краба.

Антон привалился к косяку двери, ухмыльнулся. Ни «здрасте», ни «до свидания». Ни «как я рад тебя видеть». Ладно, посмотрим, что ты потом скажешь.

— У нас тоже одни родители были большие оригиналы, — завел свою вечную песню Пушкин. — Устроили своей дочурке готичненькую вечеринку на день рождения. Сняли ресторан, развесили фото вампиров и вурдалаков. Сама дочурка в полный рост в траурной рамке — все дела. Писателя крутого пригласили, он как раз страшилки пишет. Актеров. Аниматоров. Трупы там всякие по стенам понатыкали, скелетов, отрубленные руки с головами. Детишки прыгали, веселились, в конкурсах участвовали. Один конкурс там был — полежи в гробу. Вот они и стали ложиться. Один, другой. Короче, пацан залез и не выходит. Всех уже чай позвали пить, а его нет. Мать кинулась искать, смотрит, он в гробу лежит…

— Умер? — предположила Ева.

— Нет, зачем? — лениво качнул головой Пушкин. — Живой. Притомился, а там мягко, тепло. Мать увидела сына в гробу, ее кондратий и схватил. Сердце слабое, померла.

Он пнул медлительного краба, не успевшего далеко убежать.

— Очень хорошо, — пробормотала Ева, чтобы перебить неприятный осадок после рассказа. — Захочешь помереть — предупреди.

Она отправилась на кухню. Проходя мимо Антона, чуть задержалась. Не шевельнулся, головы не повернул. Ну и ладно. Стой пока.

— А чего помирать? Я не собираюсь, — крикнул ей вслед Пушкин.

Ева оглянулась. В дверном проеме спиной к ней застыл Антон. «Зачем ты все это делаешь? Зачем просил моих друзей менять мне рингтоны? Почему издеваешься? Зачем вынудил общаться со своим отцом? Неужели твой отец прав и ты всего-навсего боишься?..»

Не сказала. Все то, что так просто выкрикивалось в подушку или в далекий темный потолок, сейчас казалось нелепым. И слова уже не такие красивые, и страшно… Он же усмехнется, больше ничего. Или ответит что-нибудь обидное, и снова она будет виновата.

А на кухне Левшин старательно выкладывал колбасу на тесто, красными кляксами растекалась томатная паста. Саша резал выскакивающую из-под пальцев петрушку.

— Евочка, смотри, как у меня красиво, — похвастался Левшин, любовно глядя на будущую пиццу.

— Дурак ты, Левшин, — зло процедила Ева. — Катька тебя использует, а ты радуешься. Ты без нее хоть шаг сделать можешь?

Лешка быстро глянул на нее. Красивый, глазастый, лохматый.

— Я без нее в туалет хожу, — тихо произнес он и подмигнул.

— Чего ты на него? — удивился Саша, когда Лешка ушел.

— Ничего.

Ева снова пошла в коридор, но там стоял Антон. Спина, кудрявый затылок. Рука опущена вдоль бедра. Белые пухлые пальцы. Длинные, выпиленные треугольничком ногти. Не доходя до гостиной, свернула в свою комнату. Стив сидел, далеко отъехав на кресле от стола, только кончики пальцев касались клавиатуры. Из динамиков неслись крики, хохот, топот и тяжелое дыхание.

— Выигрываешь?

Стив ответил не сразу. Поерзал в кресле, пригибаясь от выстрелов, чертыхнулся и, только когда его герой совсем уж тяжело задышал, отъехал от стола окончательно.