Ника Муратова - Гавань разбитых ракушек

— Он ведь не просто по делам приезжал, правда?

Они стояли и смотрели вслед. Ветер растрепал волосы, и Ольга нервным движением пыталась их пригладить. Лара чуть наклонила голову набок и теребила мочку уха. Как всегда казалась ироничной, но не смеялась.

— Что у тебя с ним?

— Ничего. Просто так совпало, что мы с ним были знакомы и раньше.

— Близко знакомы?

— Нет. Это имеет какое-то значение?

— Жаль. Жаль, что не хочешь говорить об этом. Ты здесь одна, неужели тебе не хочется выговориться? Столько месяцев, а все держишь дистанцию, не приближаешься. Тебе нечем делиться?

Ольга хотела было возразить, что Лара и сама не делает попыток для сближения, но прикусила язык.

— Ты думаешь, я не заметила боли в твоих глазах? И даже страха, что странно? Какую власть он над тобой имеет? Он тебя бросил?

— Нет.

Ольга опустила глаза, сделав вид, что трет невидимое пятно на юбке.

— Ну и черт с ним. Слушай, — Ларин тон внезапно переменился, — а давай сегодня русский ужин устроим? У меня припасена пара сюрпризов, еще не забыла, чем питалась в студенческие времена. Даю тебе час на отдых, себе час на приготовления и потом жду тебя у себя. О'кей? Жду.

Ольге не хотелось никуда идти. Все, чего она страстно желала, это выпить таблетку снотворного, упасть ничком на кровать и забыться глубоким сном. Боль и страх она заметила, видишь ли. Чепуха! Боль и страх — это мягко сказано. Ее буквально скручивало от его присутствия. Именно что до боли скручивало. А страх выдать себя, страх вновь оказаться в его власти чуть не парализовал ее. Все, что она ни говорила и ни делала, все было прикрытием, фикцией, театром. Потому что единственное истинное желание не имело права не то что на реализацию, но и на существование.

Родионов вел себя странно. Конечно, наврал про случайный приезд и совпадения. Хотел ее увидеть, сокол ясный, хотел. Но ни за что не покажет ведь. И о Динаре ни слова. Да, Панова сама отрезала возможность разговора об этом. Но ведь все равно мог обронить хоть пару слов. Ее же любопытство сжирает буквально. На пальце кольца нет, и даже полоски от загара. Хотя это ни о чем не говорит. Приехал на один день и весь этот день проболтал с Ларой о беженцах. Если бы на месте Ольги была другая, он, похоже, провел бы время с не меньшим успехом. Хотелось плакать. Что она и сделала.

Лара сделала вид, что не заметила ее опухших глаз. Весело воскликнула «вуаля!» и сорвала со стола легкое покрывало от мошек. Под ним обнаружилась отварная картошка с чесноком, кусочки селедки, зажаренные сухари из черного хлеба и пол-литровая бутылка водки «Столичная». Если селедку, насмерть пропитанную уксусом, и замороженный черный хлеб можно было купить в Банжуле в крошечном литовском магазинчике, то водку «Столичная» Ольга никогда в местных магазинах не видела.

— Откуда водка?

— Твой знакомый сунул мне, когда я с ним в клинике прощалась, а ты ушла за отчетом. Сказал, чтобы выпили за его здоровье.

— Вот как…

— Но я решила, что за его здоровье пить мы не будем. Мужик он и так крепкий, по глазам видно, а вот за наше выпьем. Пойдет?

Ольга пожала плечами. Чесночный запах от дымящейся картошки приятно щекотал ноздри. Отчего же не выпить, в конце концов, чай, не отравленная. Паленую водку Родионов не стал бы везти в такую даль, даже если бы очень сильно желал Ольгиной смерти.

Селедка, как и ожидалось, оказалась сильно убита уксусом, но с чесночной картошкой и охлажденной в прохладной воде водкой пошла очень даже неплохо. Соленые ржаные сухари тоже оказались кстати. Ольга и не знала, как соскучилась по простой родной пище. Почему-то сама она давно не отваривала картошки с чесноком, а, казалось бы, это такое простое решение вернуться хотя бы запахами домой.

Выпили они хорошо. Лара говорила о чем угодно, кроме Родионова. Причем, к удивлению Ольги, она отбросила все свои ироничные замечания, критику, язвительные оценки и на один вечер превратилась просто в мудрую собеседницу, внимательную, ободряющую. Расчет Ларин, если он был, оказался верным. После второй рюмки Ольга развеселилась, после третьей рюмки, отвыкшая от крепкой выпивки, она погрустнела, а после четвертой начала говорить. Много, долго, подробно. Начала с Родионова, перескочила на беременную Динару, потом вернулась в прошлое, к истории матери. У нее все сплелось в один клубок, сознание воспринимало все вместе как череду неприятностей, трагедий, она пыталась попутно найти объяснение событиям своей жизни, искала логику там, где ее нет, взаимосвязь, к концу исповеди окончательно запуталась и разрыдалась. Лара все это время слушала молча, подливая водки и наполняя тарелку закуской. Дождалась, когда она выплакалась.