Ника Муратова - Гавань разбитых ракушек

— Меня информировали, что вы хотели бы работать за границей?

Панова нахмурилась.

— Так хотели или нет?

— Уже ничего не получится. Моя репутация в «Здоровом поколении» так испорчена, что ничего мне не светит.

— Можно подумать, кроме этой вшивой НПО, больше негде работать.

— Есть где, есть! Но кто же меня возьмет?

— Я повторяю вопрос: вы все еще хотите работать за границей?

— Кем?

— Уф.

Михаил Алексеевич нетерпеливо вздохнул.

— Делать что-то подобное тому, чем вы занимались в этой вашей НПО. Так что?

Она задержала дыхание. Нет, это невозможно. Так не бывает. В ее корзину вновь посыпались белые шары?

— А Калахан?

— У него много должков, не волнуйтесь. Он не станет перебегать вам дорогу.

— Что мне надо делать?

— Четко следовать инструкциям и не отказывать в общении нашим людям.

Она предупреждающе подняла руку.

— Кроме Родионова.

— Мы подумаем.

— И кроме совершения противозаконных действий. Я не буду подписывать ничего, что обяжет меня шпионить.

— Не смешите меня.

— Вам будет не до смеха, когда вы потратитесь на меня, а я откажусь сотрудничать.

— Никто не собирается на вас тратиться. Все оплатит та организация, которая даст вам работу. Вам придется только подать заявление по тому адресу, что я вам дам.

— А в чем подвох?

Он вопросительно посмотрел на нее и вновь несколько раздраженно фыркнул.

— Почему они меня возьмут на работу, зачем я им?

— Вы хороший сотрудник. Такими не разбрасываются.

Теперь фыркнула Ольга. Чепуха какая! Так она и поверит, что кого-то в наши дни берут на работу из-за «хорошести». Что угодно, только не это! Михаил Алексеевич уловил нотку недоверия и тут же поспешил пояснить:

— Вы сделали немало для нас, Ольга. Вы даже сами не можете оценить, как ценна оказалась для нас информация, предоставленная вами. Мы просто хотим вас отблагодарить. Да и друг в далекой стране не помешает.

— Ага! — ухватилась она за последнюю фразу. — Значит, все-таки друг в далекой стране? Значит, намереваетесь меня как-то использовать?

— Это может никогда не произойти. Мы держим наших друзей в самых разных точках, с учетом того, что ситуация может перемениться в любой момент и нам понадобится узнать, какая там погода.

— Хорошо, — усмехнулась Панова. — О погоде я вам расскажу. Куда подавать заявление на работу?

— Чистая формальность. Вот здесь все найдете.

Он выудил из недр глубокого кармана куртки сложенный вчетверо листок бумаги. Она развернула его, пытаясь прочесть при тусклом свете лампы около подъезда. Там значился электронный адрес. И все.

— И это все?

— Вы же умная девушка, дальше сами разберетесь. До свидания и спокойной ночи.

Он учтиво кивнул и зашагал по тротуару прочь. Она больше никогда его не видела.

Панова повторила свою просьбу несколько раз. Для убедительности. Ужин — без мамы.

— Но ты же уезжаешь, Оля. Ты не увидишь ее год, а то и больше. Ладно уж тебе.

— Вот и хорошо. А тебе не приходило в голову, пап, что я из-за нее и уезжаю?

Зачем она это сказала? Чтобы добить его? Ведь неправда. Не вся правда, вернее. Она и до ссоры стремилась уехать. Зачем же теперь давить отцу на больное место?

— Но это так… так по-детски.

— Причина вовсе не детская, пап. Уверяю тебя.

— Нет таких причин, Оль, просто нет таких на свете причин, чтобы отказаться навсегда от матери.

— Есть. Просто ты упорно закрываешь на это глаза.

— Марина очень переживает.

— Ей не повредит. Не раньше, так хоть сейчас пусть немного почувствует, как…

— Оля, ты никогда не была такой жестокой. — В его голосе звучал ужас, смешанный с горьким удивлением. — Что случилось с тобой?

— У меня ощущение, что мы, ты, пап, и я, расплачиваемся за чужие грехи. Это несправедливо.

Отец вздохнул. Он постарел. Он больше не понимал, как устроен мир. Он не понимал, как устроена его родная дочь. Она словно повернулась к ним другим боком, а там вместо родного лица — черная дыра. Ну что с ними делать, с девочками? Марина совсем потухла. Замкнулась, захлопнулась. Прижмется к нему по вечерам и уставится в телевизор невидящими глазами. А иногда, наоборот, словно бес в нее вселяется, начинает чистить весь дом, каждый угол, перебирать шкафы, готовить, строгать, лепить, зазывать гостей на ужин, заполняя пустоту разговорами и шумом. Казалось, она смирилась с разрывом и даже находила в этом какое-то мазохистское удовлетворение. Словно, как и дочь, считала, что пришло время расплаты. Только вот за что? Панов не знал. И не спрашивал. Возможно, боялся, что не сможет абстрагироваться от ситуации, как Оля. Но и жить с этим не сможет.