Николай Печерский - Кеша и хитрый бог

Пашка был молод и высок ростом. На голове — густая рыжая шевелюра, под горбатым крючковатым носом — колючие и такие же рыжие усы.

Пашка сразу же принялся за дело. На второй день после его приезда в старой церквушке, которая стояла на взгорке на границе трех поселков, начали пилить, стучать, красить. Вскоре появился на маковке новый деревянный крест, над Байкалом поплыли глухие звуки медного колокола.

Но попу Пашке, видно, не сиделось дома. Отслужит службу, повесит на церковь большой железный замок — и в поселок. Оказался новый поп великим говоруном. Встретит, бывало, кого на тропе, забросит для пробы словечко-два — и давай… И если клюнет кто на его удочку, развесит уши, то беда: до смерти заговорит. И про то, и про это, но главное — про бога, про рай небесный, про сатану и чертей, которые будут жарить грешников на чугунных сковородках и варить в горячей смоле.

Правда это была или неправда, но стали поговаривать в поселке, что был Пашка не простой поп, а будто бы знал он досконально всю медицинскую науку и умел лечить не хуже профессора. Поглядит Пашка на хворого, пощупает под лопаткой, велит открыть рот, а потом полезет в ларец и вытащит оттуда драгоценный заморский корешок. И тут уже против этого корешка никакая болезнь не устоит — ни фурункул, ни золотуха, ни грипп…

Корешки, видимо, шли Пашке на пользу: из одной избы курицу тащит, из другой — десяточек омулей. Так и шатается с утра до вечера. Повадился Петух Пашка и в дом председателя колхоза Архипа Ивановича. Только рыбаки заведут моторы, только выйдут в море — Петух уже тут как тут. Раньше Тонина мать верила в бога. В избе у нее висела икона. Долго Архип Иванович уговаривал жену, а потом разозлился и вышвырнул вон икону и лампадку. Поняла мать или не поняла, что бога нет, но молиться перестала и про икону больше не заикалась.

Теперь Петух Пашка снова начал морочить голову Тониной матери. Придет, сложит руки на коленях и давай заливать про господа Иисуса Христа, про Страшный суд и конец света. Сначала отец Тони не верил, что Пашка ходит к нему домой, но потом убедился сам. Вернулся как-то раньше времени с моря и застал Пашку во дворе за веселыми разговорами.

Тонин отец был человек горячий. Не сдержался, взмахнул рулевым веслом — и на Пашку:

— Убирайся отсюда, пока цел!

Пашка смекнул, что дела его плохи, схватился руками за полы рясы и махнул через плетень.

Возможно, все обошлось бы для Пашки благополучно, если бы не собаки. Псам уже давно надоело лежать без дела и щелкать зубами на мух. Они обрадовались случаю и кинулись на Пашку со всех дворов.

Все смешалось на пыльной улице в живой лохматый клубок. И этот клубок визжал, лаял и ругался так, что было слышно на другой стороне Байкала. Пашку кое-как отняли у собак и сразу же отвели к фельдшеру делать прижигания йодом.

На другой день фельдшер был у Казнищева и рассказал по дружбе, как было дело.

— Это ужас, товарищ Казнищев. Ну прямо вам отбивная котлета или бифштекс…

Дед Казнищев никогда в жизни бифштексов не видел и не ел, но все равно смеялся до слез и просил фельдшера повторить интересный рассказ.

После всей этой плачевной истории и затаил Петух зло на Тониного отца. Говорят, будто бы Петух даже писал кому-то жалобу и с Архипа Ивановича поэтому снимали стружку и разъясняли, что попов веслами бить нельзя и, поскольку они все еще есть, надо их терпеть, и так далее и тому подобное. Уговорить Леху идти к Тоне оказалось нелегко. Видно, Леха и в самом деле боялся Пашки Петуха пуще огня. Леха не давал Кеше даже рта раскрыть. Зажмурит глаза и сыплет без передышки:

— Не пойду, не пойду, не пойду!

— Ты послушай, что я тебе скажу…

— Не пойду, не пойду, не пойду!

Кеша выходил из себя. Еще немножко — и он бы схватил своего упрямого друга за ворот. Но Кеша все-таки сдержался.

— Не хочешь, и не надо, — сказал он. — Без тебя будем кататься на «Ольхоне». Вот как!

Повернулся и пошел прочь.

Леха на глазах терял друга. Пропало, пропало все! Сейчас Кеша умчится с Тоней на быстром «Ольхоне», а он снова останется один.

Душа Лехи не вынесла. Он поддернул штаны и помчался вслед за Кешей.

— Ке-ша-а-а! Ке-ша-а!

К счастью, Кеша простил друга.

— Только тихо! — сказал он. — Может, там и в самом деле Петух.

Кеша предупредил Леху не зря. Они подошли к Тониному двору и сразу же услышали за забором голос Петуха. Кеша пригрозил Лехе кулаком, опустился на четвереньки и пополз. Сзади сопел и шмыгал носом Леха.