Наконец Максим Валерьянович остановился у двери, на которой висела табличка: «Съемочная группа «Поцелуйте меня, друзья!» За дверью стоял страшный гвалт. Казалось, что там полно людей, которые кричат и ссорятся между собой. Но когда Максим Валерьянович отворил дверь и мы вошли, оказалось, что в комнате всего один человек. Он был уже немолодой (лет за пятьдесят), но еще бодр и крепок, с огромной копной черных волос на голове… Сидя на столе, он ругался по телефону, не смолкая ни на миг и перебивая сам себя:
— Вы, понимаете, съемку срываете… Что вы мне вчера обещали? Вы обещали солнечную погоду, понимаете… Без осадков! А дали что? Что вы мне дали, понимаете… Поглядите в окно! — Он ткнул рукой в сторону окна. — У вас есть окно? Полюбуйтесь, понимаете! Осадки, чтоб им пусто было! Полное небо осадков! Осадки, и никакого, понимаете, просвета…
На самом деле, небо затянуло тучами, и стал накрапывать дождь.
— Безобразие, понимаете… — ругнулся он в последний раз, соскочил со стола и порывисто обнял и поцеловал Максима Валерьяновича: — Здрасте, дорогой! Вот ругался с этими… как их… с вещунами погоды…
— Синоптики? — усмехнулся Максим Валерьянович.
— Во-во!.. Синоптиками… Оракулы чертовы, понимаете… — Он погрозил пальцем телефону. — Не можете, так хоть голову не морочьте! У меня, понимаете, Юлю послезавтра «Ленфильм» забирает. Уж билет на самолет есть, а я еще натуру не снял из-за них… из-за этих вот, понимаете, осадков… Придется сегодня снова снимать в павильоне… Все уже там… Бежим… Быстренько…
— Да вот тут у хлопцев одно дело… — начал было Максим Валерьянович, но «Поцелуйте меня, друзья!» очень вежливо перебил его:
— Простите, дорогой… потом… потом! — Он умоляюще приложил руку к груди и склонил голову. — После съемки… Все дела после съемки… Самое неотложное дело сейчас — съемка… Быстренько на площадку… На площадку! И вы тоже… Я вас приглашаю, дорогие мои, — повернулся он к нам. — Только, конечно, чтоб тихо, понимаете, чтоб… не то, понимаете…
Максим Валерьянович весело глянул на нас:
— А что? Идемте… Вы же на съемках, наверно, еще не бывали? Так вам будет интересно… Хотите?
Конечно, мы сразу согласились. А Валька не сдержалась и даже подскочила, хлопнув в ладоши: «Ой, как здорово!» Ява гордо посмотрел на нее: как-никак, а это благодаря нам она попала на киностудию, да еще и на съемки, а то, хоть и живет в Киеве, съемок сроду не видала.
И снова пошли мы длинным коридором.
Я шел и думал: «И что это за синоптики, которые не могут самый обычный дождь угадать! У нас на селе каждая бабуля за три дня вперед вам дождь предскажет. Примет же верных сколько хочешь. И по тому, как ветер крутит — на порог или с порога. И как куры себя ведут. И как солнце садится… А иногда деревья подсказывают… Завели бы себе на метеостанции кур — и хлопот бы не знали! Не срывали бы тогда киносъемок!»
Тут мы спустились вниз и очутились будто в гигантском цехе какого-то завода. Потолок вверху почти не видно… И мы все сразу какие-то маленькие-маленькие стали… Идем, идем, идем — и конца нет.
Навстречу нам семенил, цокая по цементному полу, какой-то худенький лысый человечек. Еще издали он замахал руками и закричал:
— Привет, Витя!
— Здравствуй, Женя! — воскликнул «Поцелуйте меня, друзья!».
А когда мы приблизились, престарелый Витя обнял престарелого Женю, и они расцеловались. Потом он поцеловал Максима Валерьяновича. Я уже боялся, что он и нас начнет целовать, но тот лишь помахал нам рукой и сказал:
— Привет, старики!
Мы невольно усмехнулись: пожилой человек, который уже наверняка имеет внуков, у него — Витя, а мы — старики… Все наоборот!
Сам Женя был, должно быть, еще старше Вити, и не только потому, что вокруг его лысины, как камыш вокруг озера, торчали вихры седых волос (у Вити ни одной седой волосинки!). Все лицо Жени было в больших морщинах — как печеное яблоко. Но это были какие-то очень интересные морщины. Они все будто лучились от глаз. И потому лицо его все время сияло и смеялось. А черные с искоркой глаза бегали, как мышата.
Короче говоря, он был очень симпатичным.
Я заметил, что он, когда еще бежал нам навстречу, взглядом нацелился почему-то на нас с Явой. И когда целовался с Витей и Максимом Валерьяновичем, тоже не сводил взгляда с нас. А как только поздоровался, сразу же накинулся на Витю, кивая в нашу сторону:
— Кто это? Чьи они?
Витя пожал плечами и посмотрел на Максима Валерьяновича.
— Мои, — заулыбался Максим Валерьянович.
Читать дальше