Всеволод Нестайко - Незнакомец из тринадцатой квартиры, или Похитители ищут потерпевшего…

Мы подошли к дому под теткин балкон. Веревка наша была на месте. Дом спал, даже окна, где справляли новоселье, уже не светились.

Ява по своей привычке хотел было лезть первым. Но я решительно оттолкнул его: забыл, что ли? Я же сегодня предводительствую, вот еще! Дурень я, дурень… Если б я знал! Но я ничего не знал.

Я полез вверх. Дали все же себя знать силовые упражнения по вытягиванию Будки. Тяжело было лезть, ох как тяжело! Я и не думал, что так будет. Все мускулы мои ныли и болели. Руки сводило, плечи будто кто ножом резал, ноги все время теряли веревку, и я беспорядочно сучил ими, как распеленатый младенец. Каких-то три метра — и такая пытка! Хорошо хоть, что дом малогабаритный: высота потолков два семьдесят пять. Подлезая к балкону, я уже пыхтел, как насос. Еще, еще немного, и я схвачусь за железные прутья балконных перил. И вдруг надо мной раздался вопль: «Воры!» — и я увидел что-то белое в черном провале окна (то была комната, где спали дядя и тетя).

…Все произошло так молниеносно, что я не успел опомниться. На балконе возникла, как привидение, тетя в белой ночной рубашке. В руках у нее было что-то черное. Она перегнулась через перила и с восклицанием: «Так вот же тебе!» — опрокинула это черное прямо на меня. Что-то шлепнулось мне на голову и полилось в глаза, за уши, за шиворот, в штаны и до самых пяток. Я почувствовал на губах знакомый сладкий вкус и понял: тетя выплеснула на меня из кастрюли свой любимый вишневый компот, что стоял на балконе. Ошеломленный, едва держась за веревку, я отфыркивался и отплевывался, стряхивая с головы вишни.

Но тетя считала, что это еще не всё. Я вовремя заметил, как в руке у нее блеснул нож. И догадался: сейчас она резанет по веревке, и я шмякнусь на землю.

— Тетя, не режьте!.. — не своим голосом закричал я.

Нож выпал у нее из рук и больно ударил меня рукояткой по макушке. Я не удержался и съехал по веревке вниз. На земле не устоял на ногах и сел прямо в компот, который лужей растекся как раз подо мной. Только тогда тетка наконец закричала сверху:

— Ой, Павлуша, это ты?

— Нет, не я! — проворчал я, сидя в компоте.

Ява не сдержался и отрывисто хохотнул, как будто его кто-то неожиданно защекотал под ребрами.

Тетя совсем опомнилась и запричитала:

— О господи, как же ты здесь очутился? Что тебя среди ночи на веревку под балкон потянуло?! И Ваня тут? Вы что, очумели? Что вы тут делаете?..

— Да не кричите, тетя, людей разбудите! — сквозь зубы проговорил я, поднимаясь с земли и брезгливо обирая со штанов раздавленные вишни.

Тетя наконец смекнула, что она не в бальном платье, а в ночной рубашке и не стоит в таком виде знакомиться с новыми соседями. Сказавши нам: «Идите, я сейчас открою», она исчезла.

Поднимаясь по лестнице, мы хорошо представляли, как должны себя чувствовать бойцы, сдающиеся в плен. Больше всего беспокоило то, что же мы сейчас скажем тете, как объясним свое странное поведение. Говорить правду после всего пережитого просто не было сил — уж очень много пришлось бы рассказывать. Но тетя ведь не отстанет, сказать что-то придется.

— Ява, отменим до утра щелчки, прошу тебя, — слабым голосом сказал я. — Утром на все готов…

— Ладно, — сказал Ява.

Времени было в обрез. Нужно что-то выдумать немедленно. Головы наши работали, как счетное машины, — миллион операций в секунду! Но выдумали мы всего лишь примитивную брехню: будто мы поспорили, кто из нас быстрее заберется по веревке на балкон. А почему ночью? Так ведь днем никто не позволил бы.

И когда тетя, уже в халате, открыла нам дверь, мы очень правдиво выложили ей эту выдумку. Тетя была мужественная, решительная — в этом вы только что убедились, — но добрая женщина и очень меня любила (может, потому что своих детей у нее не было). И она поверила. Компот нам в этом даже помог: тетя не заметила, какой мокрой и жалкой была на нас одежда. Мы все свалили на компот. Для этого я посоветовал Яве обляпать компотом свои штаны и рубашку, как будто и на него попало. Хотя его, чертяку, ни одной вишенкой не задело! Вся порция мне досталась.

Тетя чувствовала себя страшно виноватой перед нами и очень извинялась. А потом сказала:

— Такой компот был! На три дня варила. Я же думала, что воры. Жалость-то какая…

И непонятно было, что ей жалко: нас или компот.

— Тетя, вы дяде пока… не говорите, — попросил я, прислушиваясь к до-ре-ми-фа-солям в соседней комнате и боясь, как бы дядя не проснулся. Он был вспыльчивый и под горячую руку мог посадить нас на поезд и отправить «к чертовой матери домой».