Оскар Ремез - Четверка в четверти

Я вам так скажу — я был счастлив в своей жизни. Хотя никакого подвига не совершил. Но у меня было дело, которое я любил. А это, наверно, самое главное. Честно служить. И любить то, что делаешь.

Мой друг стал известным поэтом. Такова была его судьба. А я стал газетчиком. Это — моя судьба. Но вы думаете, что она несчастливая? Я с вами не соглашусь!

Да, поэт — это редкая специальность. Но и моя профессия — редкая. Может быть, еще более редкая, чем поэт! Я нигде не встречал объявления: «Требуются поэты». Потому что они, слава богу, есть. Но посмотрите — по всему городу расклеены листовки — «требуются киоскеры», потому что их, к несчастью, нет. И если бы вы когда-нибудь, полюбив печатное слово, принялись раздавать людям счастливые новости — это было бы не так плохо и для вас и для людей. Поверьте мне.

Я знаю — вы хотите все стать космонавтами. Все себе попридумываете, сочиняете что-то необыкновенное! Вы хотите, чтобы лучше о вас писали в газетах, чем читать о других! Но кто будет продавать эти газеты с вашими портретами — вы подумали? Республике нужны люди негромких профессий. А чтобы эти профессии стали необыкновенными, а вам ведь подавай только необыкновенное, — нужно любить свое дело, и тогда оно засверкает! Поверьте вы мне.

А ведь можно подняться в космос и ничего там не увидеть, кроме самого себя. Так тоже может случиться!

Вот что примерно говорил Мирон Сергеевич.

Мирон Сергеевич говорил, а ребята слушали и удивлялись… Все становилось ясно. Кроме одного. Кто открыл секрет Нине Григорьевне.

Оля Замошина? Нет, она бы не сделала такого тайно.

Вернее всего, это сделала Шамрочка, хитренькая девочка с двумя голосками!

На следующий день Нина Григорьевна не пустила Пенкина к директору, а пошла сама. Но весь шестой «В» гурьбой ввалился в приемную и стал у дверей директорского кабинета. Не было только Бори Ильина — он заболел. Заболел первый раз за шесть лет.

В углу тоненько попискивала Маша Шамрочка. Она клялась, что это не она выдала секрет класса. «Ну ладно, пусть я подхалимочка, пусть, — уверяла всех Маша, — но я же не предательница!» — Она клялась и плакала, но никто ей не верил.

Нина Григорьевна вышла из кабинета бледная.

Пенкин пошел к Ивану Петровичу, а за ним все.

Иван Петрович только одно сказал Пенкину, а потом всем:

— Будете решать сами. Вы — хозяева школы. Вы уже взрослые, и вам самим следует оценивать свои поступки. Пусть решает совет дружины!

«Совет дружины собрался в самом конце года, когда уже был ясен исход состязаний между отрядами.

Какой из отрядов достоин названия лучшего? — вот какой вопрос решали мудрейшины совета дружины.

По всем показателям лучшим мог стать отряд Сороки, тот самый, в котором сражался наш Генрих. Он был лучшим по санитарному состоянию (последние два слова перечеркнуты), красоте, по дружбе и успехам в учениях.

Но некто иной, как Генрих опозорил боевое знамя своего отряда. Славный и дружный отряд, вступившись за честь Генриха, принужден был обманывать и лгать, и за это предстояла ему тяжелая кара.

Как быть? — ломали головы члены совета дружины.

И не знали мудрейшины, какое принять решение…»

Выручил Алик Лоповов из седьмого «Б» класса. Тот самый важный Алик, который обычно лежал на своем пальто и молчал.

— Очень просто, — произнес он, и все обернулись: чего это он вдруг, не заболел ли?

Но Алик не заболел. Он четко и ясно повторил:

— За успехи в соревновании переходящий вымпел следует вручить шестому «В».

Все завозмущались, закричали и замахали руками.

Алик переждал, пока кончится шум, и спокойно продолжал:

— А за вранье следует переходящий вымпел у них отнять.

Нет, все-таки не зря Алика Лоповова ввели в совет дружины. Не зря он пролежал на своем пальто!

Когда голосовали Аликино предложение, кто-то вспомнил, что отряду шестого «В» класса до сих пор не присвоено никакого имени. Кто-то сострил и предложил в срочном порядке назвать отряд именем барона Мюнхаузена. Но старшая вожатая Таня оборвала остряка, потому что было не до шуток.

Оля Замошина попросила вывести ее из совета дружины, как не справившуюся со враньем. Ее просьбу удовлетворили.

А на следующий день между первой и второй сменой была объявлена общешкольная линейка. Никто, кроме шестого «В», не понимал почему.