Любовь Воронкова - Старшая сестра

Отец, увидев её, испугался:

– Что случилось?

– Да ничего, ничего! – Зина улыбнулась, чтобы отогнать тревогу. – Просто надумала с тобой поговорить.

– Давай поговорим, – согласился отец, внимательно поглядывая на неё. – Давай, дочка, мужественный человек!

– А вот и не мужественный, – сказала Зина. – Видишь, пришла… Сама не справилась.

– Плохо с уроками?

– Нет, – Зина покачала головой, – не с уроками…

– Дома?

– Да. Дома.

Над улицей висели зимние сумерки. Ни одного цветного отсвета кругом – тёмное небо над тускло-белыми крышами, тёмные квадраты окон, серые заборы, чёрные стволы деревьев… У этого февральского вечера не было никаких красок, кроме белой и чёрной, но и в этом была какая-то особая прелесть.

Зина скупо рассказывала о своих осложнениях с бабушкой. А когда всё рассказала, то увидела, как отец сразу помрачнел и постарел. Зина испугалась:

– А может, не надо бабушке говорить, а? Я уж как-нибудь с Антоном договорюсь. Да ещё, может, мне просто кажется…

– Плохо! – Отец вздохнул. И замолчал до самого дома.

Отец не послушал Зину, он решил вмешаться. За ужином он насмешливо посмотрел на Антона:

– Ну, что же ты не крестишься?

Антон растерялся. Взглянул на Зину, на бабушку, как пойманный зайчонок.

– Ты ведь, я слышал, богомольщиком у нас стал!

Антон, красный и смущённый, молча пододвинул стул. У бабушки в чёрных глазах забегали сердитые огоньки.

– А нешто плохо, если человек, как полагается, перед обедом лоб перекрестит? – сказала она.

– Очень плохо, – стараясь скрыть раздражение, ответил отец. – Ведь ты же, мама, знаешь, что я коммунист. Я воспитываю детей, как учит меня партия, – пойми ты это! Зина у нас пионерка. И Антон – будущий пионер. Они у нас никогда не слышали про бога – и не нужно им про это слышать… Ты, мама, молись. Если веруешь в бога – ну и молись. Мы тебе не мешаем. Но ребят не сбивай. И к обману не приучай.

Бабушка бросила на стол нож, которым резала хлеб:

– К обману?! Это к какому же обману? Это с каких же пор у тебя мать в обманщиках ходит? Да если я не ко двору, то я ведь и уехать могу! Слава богу, дорогу в свой собственный дом мне ещё вьюгой не замело. А то очень-то надо! Ходи тут за ними, обшивай да обмывай, а потом тебе тут всякие грубые слова будут говорить! Вот ещё, да нешто я не могу собраться да уехать?

Отец долго объяснял бабушке, что обижать её не собирается, что он просит её жить, как она хочет, но только пусть не заставляет детей молиться богу, в которого они не верят, что это лицемерие и обман, а обмана он не переносит… А бабушка в ответ только одно и повторяла, что ей недолго собраться да уехать. А если трудно одному с детьми, то кто же ему мешает жениться! Взял да женился бы, вот и хозяйка в доме была бы. А уж она, бабушка-то, довольно поработала на своём веку, ей и в деревне на печке неплохо…

Зина убежала в кухню и стояла там, пока не затихли голоса. Вышла в кухню тётя Груша, вздохнула и прогудела своим простуженным голосом:

– Вот нравная старуха! Ишь ты, как схватилась! А на вид – прямо святая…

Неслышно объявилась в кухне и Анна Кузьминична:

– Ого! Слышали? А всё небось из-за ребят. Ох-ох, уж где ребята, там и брань, известно!

Наконец в комнате стало тихо, и Зина ушла из кухни. Антон, заплаканный, сидел в углу дивана. Изюмка, прижавшись к коленям отца, исподлобья сердитыми глазами смотрела на бабушку. У отца над бровями лежали две тёмные морщины, а бабушка резкими движениями собирала со стола посуду и ни на кого не глядела.

Зина тихо прошла к своему столику.

«Больше никогда ничего не скажу отцу, – думала она. – Бедный! Вон какой он сразу стал измученный… Ой, мамочка, почему тебя нет на свете!»

Она незаметно прошла в спальню. И там, подойдя к портрету матери, висевшему на стене, посмотрела в её улыбчивое, с ямочками лицо, в её светлые глаза, которые словно спрашивали: как живёте, мои детки? Хорошо ли вам? Поглядела и немножко успокоилась. И ещё крепче решила:

«Никогда больше ничего не скажу отцу. Сами справимся! Да теперь и бабушка угомонится, не будет больше толковать про богов. Наверно, не будет, раз папа ей сказал».

Но на другой день, когда она пришла от Фатьмы, к которой ходила заниматься, Изюмка весело рассказала ей:

– Зина, Зина, а где ж ты была так долго? А нам бабушка сказку рассказывала, как Илья-пророк ехал на конях, а боженька его на небо к себе взял, и вместе с лошадьми и с телегой.

Зина сердито сжала губы. Но тут же овладела собой и усмехнулась.