Любовь Воронкова - Лесная избушка

Ребята обрадовались ему.

— Как пробрался? Ведь на дорогах мины! У нас один подорвался.

И принялись рассказывать новости. У Женьки Горюна немцы всех из избы выгнали, теперь они в овчарнике [4] Овчарник — загон для овец. живут. А Славины и вовсе в землянке. Печку из глины сложили, а стены в землянке мокрые, и от печки дымно. А в их новой избе какие-то важные немецкие начальники поселились. Эх, зря только крыльцо такой хорошей красной краской покрасили!

— Возле дома день и ночь караул стоит на часах. К нашей избе теперь и подойти нельзя. А у вас?

Шурка понурил голову.

— А у нас и вовсе никого в деревне не осталось. Угнали. Только стены стоят.

— А как же ты будешь?

— Я-то? О!..

И только хотел похвастаться Шурка своей судьбой и своими друзьями, как вспомнил, что и дед, и Чилим, и все партизаны строго наказывали ему никогда и никому не говорить про их лесную избушку.

— Я к тетке могу пойти, — сказал он. — Уж как-нибудь проживу!

По улице немецкий солдат вел корову. Корова упиралась, ревела страшным голосом — она чуяла нож. Сзади шла женщина. Двое маленьких ребятишек тащились за ней, цепляясь за юбку.

— Пожалей маленьких-то! — просила женщина. — Ну, как им без коровы жить?

Немец не слушал ее и не понимал. Он злился, бил корову по глазам, по морде. Потом вдруг выхватил из ножен короткий кинжал и всадил корове под лопатку, в сердце. Корова рухнула без звука. Женщина охнула и остановилась: больше просить не о чем.

— А мы козу в земляке спрятали, — прошептал Федюнька, — так все вместе и спим. Печка остынет, возле козы греемся.

У Женьки Горюна глаза совсем запечалились. Что же, значит, теперь им так всегда и жить? В овчарниках, в сараях да в землянках? Значит, уж они теперь и не люди, а уж, значит, они теперь вроде скотины?

— Ну вот еще — всегда! — возразил Шурка, — А Красная армия? А партизаны на что?

— Эх, знать бы, где они, убежал бы к ним! — сказал Женька. — Только разве их найдешь!

Шурке так и хотелось усмехнуться в ответ: „Не знаешь, где партизаны? А партизан сам перед тобой стоит!”

Но опять вспомнил строгий наказ деда и стерпел, ничего не ответил.

— Мне тетку Анну Кочкину нужно, — сказал Шурка. — Где бы ее найти?

— А вот дом с желтыми окошками, — указал Женька.

А Федюнька нагнулся к его уху и прошептал:

— Говорят, к ней партизаны ходят…

Шурка пошел к избе с желтыми окошками. Заглянул во двор. Заглянул в кухню. Тетка Анна увидела его и вышла на улицу.

— Тебе что, мальчик?

— Меня дед Батько прислал.

— Тише! Что ему?

— Велел спросить, где белые петухи сидят.

Тетка Анна быстро оглянулась кругом — не слушает ли кто.

— Белые петухи в клетке с красной дверцей, возле пруда. Понял?

— Понял.

— Повтори.

Шурка повторил.

— Хорошо, — сказала тетка Анна, — беги обратно.

И ушла в избу.

Шурка снова зашагал по улице.

„Зайти, что ли, к бабке Дубковой?” подумал он.

Он подошел к ее маленькой избушке и тотчас увидел бабку. Бабка стояла у крыльца и просила:

— У меня же хлебы в печке! Пустите хоть хлебы-то вытащить.

Но на пороге стоял рыжий угрюмый немец.

— Форт, — резко отвечал он, — форт! [5] Fort — Прочь! (нем.)

И, подняв нагайку, погрозил бабке.

Шурка повернулся и пошел обратно. Грустно ему стало, тоскливо. Глазам не хотелось смотреть на эти страшные машины, загромоздившие деревню, ушам не хотелось, слушать ненавистный говор, который то тут, то там слышался на улице.

„В лес! — подумал Шурка. — В лесу хорошо! В лесу, как раньше, — и елки, и тихо, и снег чистый, а тут прямо задохнуться от немцев можно!”

Он ускорил шаг.

— Хальт! [6] Halt! — Стой! (нем.) — вдруг крикнули Шурке. — Хальт, мальшик!

Шурка вздрогнул и остановился.

„Так и есть! Попался!”

У колодца стоял немецкий ефрейтор. Он держал под уздцы вороную лошадь.

— Сюда, — приказал он Шурке, махая рукой, — сюда!

Шурка сразу будто застыл весь — и сердце замерло, и ноги стали, как деревянные. Он медленно подошел к немцу, опустил руки и понурил голову. Сейчас ефрейтор будет его допрашивать, где скрываются партизаны. Ну и что же! Пусть допрашивает, все равно Шурка ничего не скажет!

— Вода! — сказал немец. Он показал сначала на колодец, потом на лошадь. — Вода!

— Воды? Лошадь напоить? — спросил Шурка. У него отлегло от сердца: не догадались!

Он бросился к колодцу, достал воды и налил в колоду, из которой поили колхозный скот. Бадья была тяжелая, он еле поднял ее.