Алексей Сочев - Первое знакомство (сборник)

Вдруг паренёк увидел её, круто натянул поводья и радостно закричал:

— Мамочка! Здравствуй!

Анна Николаевна охнула и ещё больше побледнела.

— Господи! — всплеснула она руками. — Да кто тебе позволил подходить к лошади!

Петя покосился на ребят, которые задержали своих коней у калитки, и ему стало стыдно.

— Я к лошади и не подхожу. Я просто сижу на ней верхом, — пытался отшутиться Петя.

Но мама, заломив руки, уже спешила к нему. Петя знал, она сейчас стащит его на землю и, никого не стесняясь, начнёт упрекать, ужасаться и, конечно, плакать. Мальчик с отчаянием посмотрел на деда, прося у него поддержки. Старик понимающе кивнул и взял Анну Николаевну за руку.

— Ну что охаешь? Радоваться надо! Посмотри, какой казак вырос. Он теперь не то что на коне — на самом чёрте верхом проскачет.

Мама вытерла слёзы и потянулась к сыну:

— Слезь, Петенька, не мучай меня!

— А ругаться не будешь? Не то ускачу!

В голосе у сына послышалась такая до сих пор не знакомая Анне Николаевне твёрдость, что она поняла — он не пугает её, а действительно может ускакать на этой ужасной лошади. Поняла и смирилась:

— Хорошо… Я ничего не скажу…

Только после этого Петя спрыгнул с лошади, крепко обнял мать и поцеловал её. А бедная мама всё ещё не могла прийти в себя и смотрела на сына с нескрываемым страхом.

Ветер дул с залива. Он брал разгон по прямой асфальтированной улице. В конце её, наткнувшись на замшелый бок сопки, останавливался в раздумье. Потом сердито ворошил жёсткие кустики брусники и, сворачивая в сторону, нёсся по ступенькам новенького трапа в верхнюю часть городка. Там, не зная удержу, весело кружил между домами, поднимал белую пыль. И всюду — во дворах, в мелких листочках ссутулившихся берёз, в сырых торфяных лощинах — он оставлял за собой смешанный запах водорослей, свежей рыбы и кораблей. Так пахнет любой порт, но здесь в обычный запах порта вплетался грустный запах нетронутых снегов и бродячих айсбергов: запах недалёкого полюса.

За сараем ветра не было. Колька с Игорем сияли рубашки и подставили плечи июньскому солнцу. Теперь оно круглыми сутками не слезало с неба. Отдохнёт на одной сопке — карабкается на другую.

А в два часа ночи, когда в пятиэтажном доме все спят, оно подкрадывается к Колькиному окну и протягивает через всю комнату тонюсенькие струны-лучи, завязывая их золотым узелком на металлической ручке двери.

Колька в задумчивости расковыривал дырку на тапочке.

— У Альмы второе ухо встало, — сказал Игорь.

— Нам-то что! — досадливо отмахнулся Колька. — За так он её всё равно не отдаст.

— Знаешь, сколько он дерёт за неё?

— Ну?

— Четыре рубля.

Колька свистнул.

— Не свисти, пожалуйста, если ни фига не понимаешь в собаках! — обиделся Игорь. — Это же овчарка.

Он обхватил колени руками. На левой химическим карандашом нарисован якорь. Прерывисто вздохнул и упёрся подбородком в колени.