Жаклин Уилсон - Дневник Трейси Бикер

— А знаешь, что? Идем в твою комнату. Только вдвоем. Согласна?

— Ну ладно. — Я зевнула и пожала плечами. — Если вам так интересно. У меня уже пропало настроение. Но раз вы настаиваете… Разве что на минутку.

Но не так легко было отвязаться от малышки и Вэйна. Потом старшие спохватились и снова стали говорить, что выделять Трейси, мол, нечестно. Представляете, что придумала Кэм? Она дала им диктофон и сказала, что они могут наговорить все, что хотят, прямо на пленку. И оставила за старшую… Жюстину.

— Кэм, вы совершаете громаднейшую ошибку. Вы с ума сошли. Они в два счета разобьют диктофон, — ужаснулась я.

— Навряд ли. Жюстина будет включать запись. У каждого будет две минуты, чтобы рассказать о себе. Представьтесь и начинайте говорить. Питер, не волнуйся, это вовсе не обязательно.

— Да вы сбрендили! — возмутилась я. — Если и оставлять кого-то за старшего, так только меня. Я одна знаю, как обращаться с диктофоном.

— Вот и научи Жюстину, — сказала Кэм. — Она тоже сумеет.

— Ее — ни за что! — отрезала я. Но, подумав, согласилась. Жюстина тупа как пробка, до нее ничего не доходит с первого рази. Я стала вздыхать и закатывать глаза, Жюстина рассвирепела и толкнула меня. Я сжала кулак, готовясь к драке, но тут вмешалась Кэм:

— Лучше я объясню сама. Смотри, Жюстина, чтобы начать запись, нужно нажать на кнопку…

После долгих-долгих объяснений Жюстине удалось ухватить суть. Мисс Тупица Литтлвуд.

Наконец мы с Кэм смогли оставить им диктофон и подняться ко мне.

— Вы небось решили, что сумеете подружить нас с Жюстиной? — раскусила я Кэм. — Видите, зря старались. Мы были и будем заклятыми врагами до самой смерти.

Кэм только рассмеялась. И ей понравилась табличка на моей двери:

— К вам это не относится. Можете входить, раз я сама вас пригласила, — сказала я и распахнула дверь.

Честно говоря, в комнате царил легкий беспорядок. Я не успела застелить постель и убрать с пола носки, пижамную куртку, огрызки печенья и карандашную стружку, так что Кэм пришлось лавировать между ними. Но она ни капельки не поморщилась. Разглядела мои фотографии и рисунки, пришпиленные к стене, слегка кивнула и улыбнулась.

— Твоя мама? — поняла Кэм.

— Красавица, правда? Настоящая кинозвезда. Знаете, я думаю, может быть, она и правда кинозвезда. В Голливуде. Очень скоро она прилетит ко мне. И может быть, заберет меня с собой, и я тоже стану актрисой. Юной звездой. Трейси Бикер, чудо-ребенок Голливуда. Будет потрясающе, правда?

Я улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой, крутанулась вокруг себя и сделала книксен. Кэм поддержала игру, захлопала и засвистела, будто восторженная поклонница.

— Я надеюсь, ты все же не бросишь писать, — сказала она. — Что новенького у Гоблинды?

— Погодите, не все сразу. Сначала надо закончить автобиографию.

— Ты никому-никому не даешь ее почитать? — просительно вздохнула Кэм.

— Никому-никому, — подтвердила я. И засомневалась. А как же Илень-Мигрень? И Луиза с тупицей Жюстиной. Даже Питеру я дала заглянуть одним глазком, иначе он не верил, как много я написала. Почему бы не поделиться с Кэм? Она стала мне кем-то вроде друга.

Я позволила ей прочитать абзац-другой. Пришлось держаться настороже, потому что я отпустила там на ее счет пару нелестных замечаний. Она случайно наткнулась на свой портрет, но не обиделась, а расхохоталась:

— Знаешь, Трейси, не мне, а тебе следовало бы поручить статью. У тебя бы вышло гораздо лучше.

— Как статья? Складывается потихоньку?

Она слегка смутилась:

— Не совсем. Есть одна сложность. Понимаешь, редактор требует слезливый и проникновенный рассказ о милых ранимых детишках, такой, чтобы читатели потянулись за носовыми платками.

— Правильно, так и надо.

— Трейси, да брось ты. Какие из вас милые ранимые детишки? Боевые, сильные, упрямые. Я хочу написать о вас правду, но редактор меня не поймет.

— Я тоже вас не пойму. Кэм, я хочу, чтобы вы написали, что я милая! Иначе никто не захочет меня удочерить. Мой срок годности давным-давно истек. Если ты старше пяти-шести дет, ты обречен. Из славного карапуза ты становишься трудным ребенком. А я еще и внешностью не вышла, так что никто не роняет слез умиления, глядя на мой снимок. Кроме того, меня нельзя удочерить насовсем, и все знают, что я не смогу стать им настоящей дочерью.

— Потому что мама от тебя не отказалась?