Гавриил Левинзон - Мы вернёмся на Землю

— Не отличник, — сказал я, — но понимаю не хуже вас.

Долговязый набрал в пригоршню песка и бросил в меня.

Я решил уйти от этой компании. Собрал свои одёжки и уже пошёл, но долговязый окликнул меня:

— Ты куда? Давай-ка поиграем.

Он подбрасывал теннисный мячик. Я согласился. Мы начали играть в детскую игру — в штандар. Мне понравилось. Я носился по песку и два раза такие трудные мячи поймал, что долговязый даже похвалил: «Ну-ну, молодец».

Сначала всё по-честному было, но под конец я заметил, что долговязый и его дружки всё время меня вызывают, когда мяч вверх подбрасывают. И вот обидно: они меня не по имени звали, а отличником. «Отличник! Отличник!» Ну и носился же я!

В общем, я проиграл — они мне набили десять, а у них по восьми было. Поставили меня лицом к будке для раздевания, отсчитали шесть шагов и начали в меня мячом бросать. Изо всех сил. Первый раз мяч в будку попал — даже доски задрожали. Долговязый спрашивал:

— Ну как, ты всё ещё себя умником чувствуешь? — и приговаривал: — Ну, я-то не промахнусь…

Я старался не вздрагивать и не заплакать. Мяч стукался то в меня, то в будку. Эти трое хохотали.

Один сказал:

— Смотри-ка, не плачет…

А другой ответил:

— Он потом будет плакать. Помнишь, как тот толстячок.

Я решил, что ни за что не заплачу. А когда это всё кончилось, даже насвистывать попробовал. Они вроде не замечали меня и о чём-то разговаривали.

— Может, ещё сыграем? — спросил долговязый.

Я уже оделся.

— Гады! — сказал я и убежал. Я слышал, как они смеются.

Я всё же расплакался. В парке. Очень уж обидно было.

Дома я осмотрел спину в зеркале — красная и в синяках. До самого вечера у меня было паршивое настроение. Я придумывал разные истории про то, как мщу долговязому. В одной истории я в его квартире стёкла побил, в другой — попал из рогатки прямо в лоб. Вот так я утешался.

Но дня через три я об этом уже перестал вспоминать. И совсем бы, наверно, забыл, если бы недавно не встретил долговязого.

Сидел я вечером дома и смотрел по телевизору матч «Динамо» (Москва) — «Динамо» (Киев), и вдруг входит моя сестра Мила и с ней долговязый. Я сначала даже не узнал его: разодетый и улыбается. Мила говорит:

— Знакомьтесь. Это Валентин.

Мои родители встали и поздоровались с ним за руку. Я вскочил со стула и — бочком из комнаты. Вот ведь как глупо! Выходило, как будто не он передо мной, а я перед ним виноват: я боялся, что неловко получится, если он меня узнает. Я очень переживаю, когда что-нибудь неловко выходит. Поэтому и не люблю с мамой на базар ходить. Она думает, что мне не хочется помогать ей нести покупки, но не в этом дело: мне стыдно, когда она начинает торговаться. Возьмёт курицу и спрашивает: «Сколько стоит этот цыплёночек?» Я тогда подальше отхожу — не могу этого слышать. Если бы я продавал курицу и мне такое сказали, я бы не знаю как возмутился! Но тётеньки, которые торгуют на базаре, не возмущаются.

Я выскочил в другую комнату, а оттуда в переднюю, а из передней в уборную. Мне не надо было в уборную, но я там постоял, пока не надумал, что делать дальше. Я решил убежать на улицу. Да только ничего не вышло: в передней стояла мама.

— Дикарь! — сказала она. — У-у, невежа! — «У-у» получается у мамы басом; вы бы услышали — обязательно бы засмеялись. Но я не смеюсь: уже привык. — Иди поздоровайся с человеком. Иди, иди, ничего с тобой не случится, — и потащила за руку.

Долговязый на меня посмотрел и улыбнулся.

— Какой славный парень! — сказал он. — Ты, наверно, отличник?

Вижу — не узнал. Сначала я всё же боялся, что он меня узнает, и старался стоять к нему боком. Но скоро перестал опасаться. Я думал о том, что вот сейчас в нашем доме он совсем не такой, как тогда на пляже. Мама встанет — и он встаёт. А тогда на пляже!.. Получалось, как будто там был совсем другой человек. А этот бы так не сделал. Этот вон что-то говорит, а мама и Мила смеются, и видно, что он им очень нравится. Так как же это получается?

Я здорово над этим голову ломал. Да и было над чем подумать. Плохой он или хороший? А заодно я начал думать о маме, Миле и о себе. И выходило, что хотя мы и хорошие, но бываем и плохие. Вот недавно шёл я по лестнице и увидел на ступеньке соседскую кошку. Взял и наступил ей на хвост. Она взвизгнула, взвилась, отскочила и, пока я спускался по лестнице, всё мяукала. Если бы кто-нибудь это увидел, то подумал бы обо мне, что я последний негодяй. Так, наверно, и с долговязым тогда получилось.