Виктор Голявкин: А ты постарайся!

Когда снег с крыши сбрасывали, мы всем двором помогали дворнику. На крышу нас, конечно, не пустили.

Тогда мы собрались во дворе, встали цепочкой, взявшись за руки, и никого не пускали в ту зону, куда снег падал.

Когда люди в эту зону шли, не подозревая об опасности, мы хором кричали:

– Сюда нельзя! В обход!

И все люди шли в обход.

На Ваську небольшой кусок снега сел. Кружился, кружился в воздухе и прямо Ваське на голову опустился. Васька только тряхнул головой, и этот снег на его голове растаял. Он потом все повторял, что своей головой защитил других. Нескромно, я считаю, такие вещи заявлять. Тоже мне! Как будто это был какой-нибудь громадный кусок льда.

Нас вовсю дворник гнал, а мы не уходили. Так до конца помогали.

А дворник говорит, что мы мешали.

Как же так?

Не может этого быть!

Ребята работали. А Петя сел на ступеньку. И так сидел. Очень нужно работать!

Но сидеть надоело.

Он кошку увидел.

Поймал ее.

Показал кошке шиш, посвистел кошке в ухо, скорчил несколько рож, спел три песни, язык показал.

Она его цап лапой по языку!

Он сразу петь перестал.

Заорал, кошку выпустил и помчался к ребятам…

Лучше поздно, чем никогда!

Не успели приехать в пионерлагерь, а уж тихий час! Не хочется человеку спать – так нет, спи, хочешь не хочешь! Как будто мало спать ночью – еще днем спи. Тут бы пойти искупаться в море – так нет, лежи, да еще глаза закрой. Книжку и то почитать нельзя. Стал я напевать чуть слышно. Напевал, напевал и заснул. За ужином думаю: «Ага, вот оно что: чтоб заснуть, нужно что-нибудь спеть. Иначе никак не уснешь».

На другой день я, как только лег, так сейчас же тихонечко и запел. Я даже сам не заметил, как стал так громко петь, что прибежал наш вожатый Витя.

– Это что еще за певец такой?

Я ему отвечаю:

– Я иначе уснуть не могу, вот поэтому и напеваю.

Он говорит:

– А если все запоют, тогда что будет?

– Ничего, – говорю, – не будет.

– Тогда сплошное пение будет, а не сон.

– А может быть, тогда все уснут?

– Ты не выдумывай чепуху, а закрой глаза и спи.

– Не могу я без песни спать, у меня без этого глаза не закроются.

– Закроются, – говорит, – вот увидишь.

– Нет, не закроются, я себя знаю.

– У всех ребят закрываются, а почему у тебя не закроются?

– Потому что я так привык.

– А ты попробуй не вслух, а про себя. Тогда еще скорее уснешь и товарищей не разбудишь.

Стал я петь про себя, пел разные песни и незаметно уснул.

На другой день мы на море пошли. Купались, в разные игры играли. Потом на винограднике работали. И я перед сном забыл песню спеть. Как-то сразу уснул. Совершенно внезапно. Совсем неожиданно.

Вот это да!

Иду я как-то по пионерлагерю и в такт напеваю что попало. Замечаю – получается в рифму. Вот, думаю, новость! Талант у меня открылся. Побежал я к редактору стенгазеты.

Женька-редактор пришел в восторг.

– Замечательно, что ты стал поэтом! Пиши и не зазнавайся.

Я написал стихотворение о солнце:

– Сегодня с утра идет дождь, – сказал Женька, – а ты пишешь о солнце. Поднимется смех и все такое. Напиши о дожде. Мол, не беда, что дождь, мы все равно бодры и все такое.

Стал я писать о дожде. Правда, долго не получалось, но, наконец, получилось.

– Не везет тебе, – говорит Женька, – дождь-то кончился – вот беда! И солнце пока не показалось.

Сел я писать о средней погоде. Тоже сразу не выходило, а потом вышло:

Женька-редактор мне говорит:

– Смотри, вон солнце опять показалось.

Тогда я сразу понял, в чем дело, и на другой день принес такое стихотворение:

Я давно собирался пол вымыть. Только мама не разрешала мне. «Не получится, – говорит, – у тебя…»

– Посмотрим, как не получится!

Трах! – опрокинул ведро и пролил всю воду. Но я решил, так даже лучше. Так гораздо удобней мыть пол. Вся вода на полу; тряпкой три – и все дело. Воды маловато, правда. Комната-то у нас большая. Придется еще ведро на пол вылить.