Любовь Воронкова - Личное счастье

Антон вдруг пронзительно свистнул, и Зина, очнувшись от своих весенних дум, вспомнила, что он идет рядом.

– Ты что это, Антон? – строго сказала она.

– А что?

Зина уловила в его голосе чуть-чуть вызывающую нотку. Это что-то новое – Антон был всегда послушным и мягким. Может, даже чересчур мягким…

– Зачем ты свистишь?

– А там Алешка Маркин идет, из нашего класса. Вот я ему и свистнул. Все так свистят.

– Кто же это – все?

– Все. И Клеткин так свистит.

– Клеткин! – Зина покачала головой. – Нашел товарища. Он же на три года старше тебя. Чего ты все к нему лезешь? На голубях помешался?

– Не на голубях, – нехотя возразил Антон. – Он их сам не любит, только гоняет.

– Так что же тебе у него сладко?

Антон, не отвечая, сплюнул сквозь зубы.

– А это что – тоже клеткинский шик? – спросила Зина.

Антон поморщился. Но Зина не отставала:

– Клеткин тоже так плюет?

– Он еще дальше умеет, – возразил Антон. – Он может за семь шагов в человека попасть.

– Значит, ты отстал. Только за три шага можешь попасть в человека!

Зина нахмурилась, лицо ее стало чужим, холодным. Но Антон будто и не заметил этого. Он шел, засунув руки в карманы, рассеянно и независимо поглядывая по сторонам. С какого-то времени, Зина не заметила с какого именно, Антон перестал держаться за ее руку, когда им случалось вместе идти по улице. Ну что ж, значит, большой становится, уже не хочет ходить за ручку!

Эта мысль отозвалась в ее сердце неожиданной горечью. Почему? Неужели потому, что Антон становится большим?

Прислушавшись к себе, Зина поняла, что нет, не поэтому. Это очень хорошо, что Антон подрастает, что он уж не такой робкий и податливый. Только почему же, подрастая, человек должен отходить от своих близких, от тех, кто его опекает и заботится о нем? Неужели и от мамы, если бы она была жива, Антон вот так же замыкался бы, закрывал бы свою душу, всегда такую доверчивую и открытую? Еще не так давно Зине стоило только слегка нахмуриться, как Антон уже виновато заглядывал ей в глаза своими широко открытыми глазами, в которых можно было прочесть все его мысли, все до одной! Он так всегда торопился восстановить дружбу с Зиной, он так держался за нее, за старшую сестру, как листик за ветку…

А нынче – вот он идет, руки в карманы, свистит, плюется. И словно дела ему нет до того, что думает об этом Зина!

Входя во двор, Антон опять плюнул сквозь зубы, словно выстрелил из рогатки.

– Продолжаешь? – холодно спросила Зина.

Антон опять ничего не ответил.

– Придется с отцом о тебе поговорить. Что с тобой творится?

– Ну что я сделал-то? – хмуро возразил Антон. – Скорей уж с отцом! Только и знаешь.

Во дворе, на лавочке под кленом, Зину ждала Фатьма Рахимова, ее подруга с детских лет. Фатьма сидела, склонившись над книгой, длинные черные косы ее сбегали по плечам, от густых ресниц падала нежная тень на смуглые, побледневшие за зиму щеки.

Услышав шаги, она подняла ресницы. Взгляд ее был далеким, он еще был устремлен в тот праздничный, в тот мучительный и роковой день, когда Джемма, увидев, как Овод обрывает лепестки розы, узнала в нем своего Артура.

Фатьма улыбнулась Зине. Но тут же ее крупные красные губы задрожали и Фатьма неожиданно всхлипнула.

– Ты смеешься или плачешь? – спросила Зина, присаживаясь на скамью.

– Смеюсь, – ответила Фатьма, утирая слезы. – Это я только из-за Овода… А так, конечно, смеюсь!

– А я-то, думаешь, не плакала из-за Овода? – сказала Зина. – И, если снова начну читать, опять заплачу. Как он их любил – и отца, и Джемму!

– Любил, а мучил! Ну зачем он Джемму так мучил? Мне очень Джемму жалко…

У Фатьмы снова навернулись слезы.

– А мне нет, а мне не жалко, – сдвинув брови, прервала Зина: – она за другого замуж вышла.

– Ну, а если Артур погиб? Ведь она же думала, что он умер!

– Все равно. Раз он умер и раз он был не виноват – значит, и она должна быть верной. А она уж скорей замуж. Я бы никогда, никогда бы так не сделала!

– А он должен был понять и простить!

– Где же Антон? – вдруг спохватилась Зина и, оглядываясь, встала со скамьи. – Куда же он делся?

Двор был полон утренней свежести и тишины. Девочки-первоклашки прыгали через веревочку. Малыш из квартиры номер два с восторгом теребил кустик мокрижника, выросший у забора…

Антона не было.

– Наверное, в пионерский лагерь убежал, – сказала Фатьма.

Зина озабоченно покачала головой:

– Если бы в лагерь! Иногда придешь туда посмотреть, что он там делает, а его и след простыл – бегает неизвестно где, неизвестно с кем. Обманывать начал.