Джин Уэбстер - Милый недруг

Но после она сама рассказала мне свою историю самым отвлеченным и безразличным тоном, точно говорила о персонажах какой-нибудь книги. Она живет одна в городе, почти ни с кем не встречается и, по-видимому, была рада найти сочувствующего слушателя. Бедная Елена ужасно исковеркала свою жизнь. Я не знаю никого, кто бы прошел такой длинный путь в такой короткий срок. Со времени колледжа она успела выйти замуж, родила ребенка, потеряла его, развелась с мужем, рассорилась со своей семьей и приехала в город зарабатывать на хлеб. Она служит корректором в каком-то издательстве.

С обычной точки зрения настоящих причин для развода как будто и не было; их семейная жизнь просто не клеилась. Они не стали друзьями. Если бы он был женщиной, она бы не потратила и получаса на разговор с ним. Если бы она была мужчиной, он бы сказал: «Очень рад вас видеть. Как поживаете?» — и пошел бы дальше. И все-таки они поженились! Правда, ужасно, как половое влечение может ослепить людей?

Она была воспитана в убеждении, что единственная профессия для женщины — созидание семейного очага. Когда она кончила колледж, она, естественно, захотела начать свою карьеру, и тут подвернулся Генри. Ее родные всесторонне рассмотрели его и нашли совершенством во всех отношениях — хорошая семья, хорошая мораль, хорошее положение, хорошая внешность. Елена влюбилась в него. У нее была пышная свадьба, масса новых платьев и дюжина вышитых полотенец. Вроде бы все сулило ей счастье.

Но когда они с мужем познакомились ближе, оказалось, что вкусы у них расходятся и в книгах, и в шутках, и в людях, и в развлечениях. Он любил общество и веселье, а она нет. Сперва они скучали, потом стали раздражать друг друга. Ее аккуратность выводила его из себя, его неаккуратность приводила ее в бешенство. Она, бывало, тратила целые дни, приводя в порядок шкафы и ящики, а он в пять минут превращал все в хаос. Он бросал свои вещи куда попало, и ей приходилось поднимать их; грязные полотенца он оставлял на полу ванной, а ванну никогда не мыл. Она, со своей стороны, раздражала его нетерпимостью — она вполне сознавала это — и дошла до того, что не желала смеяться в ответ на его шутки.

Я думаю, большинству людей старого закала казалось бы преступным расторгнуть брак по таким ничтожным причинам. Так показалось и мне; но когда она стала громоздить подробности на подробности, пустяшные сами по себе, получилась целая гора, и я согласилась с Еленой, что ужасно продолжать такую жизнь. Это был не брак, а просто-напросто недоразумение.

Итак, в одно прекрасное утро, когда они спорили, куда им поехать на лето, она заметила — так, между прочим — что собирается поехать на Запад в какой-нибудь штат, где легче получить развод, и впервые за много месяцев он согласился с нею.

Можешь себе представить, как оскорблены были чувства ее мещанской семьи! За все семь поколений, что они в Америке, им ни разу не пришлось отметить такого позора в семейной Библии. А все оттого, что они позволили ей поступить в колледж и читать таких ужасно современных авторов, как Эллен Кей [44]и Бернард Шоу.

— Если бы он напивался и таскал меня за волосы, — жаловалась Елена, — все было бы вполне законно. Но мы фактически не кидали вещей друг в друга, и никто не находил никаких причин для развода.

Самое грустное во всей этой истории — то, что и она, и Генри прекрасно могли бы осчастливить кого-нибудь другого. Они просто не подошли друг другу; а когда люди не подходят друг другу, никакие церемонии в мире не могут по-настоящему соединить их.

Суббота, утром.

Это письмо должно было уйти два дня тому назад; и вот у меня написаны целые тома, и ничего не отправлено.

Только что прошла одна из этих отвратительных, обманчивых ночей, когда ложишься, дрожа от холода, а просыпаешься в темноте, задыхаясь под горой одеял. Сбросив лишние, поправив подушку и устроившись поудобнее, я вспомнила о четырнадцати закутанных младенцах в детской с открытыми форточками. Их так называемая ночная нянька спит всю ночь, как сурок. (Ее фамилия значится в списке подлежащих увольнению.) Я снова вылезла из постели, отправилась в небольшой одеяло-снимательный обход и к тому времени, когда вернулась к себе, окончательно расчухалась. Со мной редко бывает, чтобы я проводила nuit blanche [45], но когда уж это случится, я решаю мировые проблемы. Не странно ли, что мозг работает гораздо интенсивнее, когда лежишь, бодрствуя в темноте?

Я стала думать о Елене Брукс и мысленно перестроила всю ее жизнь. Не знаю, почему ее печальная история так завладела мною; это очень опасная тема для обрученной молодой девицы. Я не перестаю себе повторять: а что, если мы с Гордоном, когда по-настоящему узнаем друг друга, переменим мнение? У меня сердце сжимается от страха. Но ведь я выхожу за него исключительно по любви. Я не особенно честолюбива — ни его положение, ни деньги никогда меня не прельщали. И, конечно, я выхожу замуж не потому, что вижу в этом свое призвание — наоборот, став его женой, мне придется отказаться от дела, которое я так люблю. Я действительно люблю эту работу; денно и нощно я строю планы о будущем моих детей, так и чувствуя, что созидаю благополучие нации. Что бы со мной ни случилось в дальнейшей моей жизни, я уверена, что буду лучше направлять ее после того непомерного опыта, который я приобрела. Ведь эта близость к людям, которая есть в приюте, действительно дает огромный опыт. Я научаюсь ежедневно такой уйме новых вещей, что, когда наступает суббота, оглядываюсь на прошлосубботнюю Салли и изумляюсь ее невежеству.