Валентин Катаев - Сын полка

Но военный мальчик и бровью не повёл. Не обращая на Ваню никакого внимания, он продолжал своё воинственное занятие. Изредка он озабоченно сплёвывал сквозь зубы.

Ваня молчал. Молчал и мальчик. Это продолжалось довольно долго. Наконец военный мальчик не выдержал.

– Чего стоишь? – сказал он сумрачно.

– Хочу и стою, – сказал Ваня.

– Иди, откуда пришёл.

– Сам иди. Не твой лес.

– А вот мой!

– Как?

– Так. Здесь наше подразделение стоит.

– Какое подразделение?

– Тебя не касается. Видишь – наши кони.

Мальчик мотнул чубатой головой назад, и Ваня действительно увидел за деревьями коновязь, лошадей, чёрные бурки и алые башлыки конников.

– А ты кто такой? – спросил Ваня.

Мальчик небрежно, со щегольским стуком кинул клинок в ножны, сплюнул и растёр сапогом.

– Знаки различия понимаешь? – сказал мальчик насмешливо.

– Понимаю! – дерзко сказал Ваня, хотя ничего не понимал.

– Ну так вот, – строго сказал мальчик, показывая на свой погон, поперёк которого была нашита белая лычка. – Ефрейтор гвардейской кавалерии. Понятно?

– Да! Ефрейтор! – с оскорбительной улыбкой сказал Ваня. – Видали мы таких ефрейторов!

Мальчик обидчиво мотнул белым чубом.

– А вот представь себе, ефрейтор! – сказал он.

Но этого показалось ему мало. Он распахнул шинель. Ваня увидел на гимнастёрке большую серебряную медаль на серой шёлковой ленточке.

– Видал?

Ваня был подавлен. Но он и виду не подал.

– Великое дело! – сказал он с кривой улыбкой, чуть не плача от зависти.

– Великое не великое, а медаль, – сказал мальчик, – за боевые заслуги. И ступай себе, откуда пришёл, пока цел.

– Не больно модничай. А то сам получишь.

– От кого? – прищурился роскошный мальчик.

– От меня.

– От тебя? Молод, брат.

– Не моложе твоего.

– А тебе сколько лет?

– Тебя не касается. А тебе?

– Четырнадцать, – сказал мальчик, слегка привирая.

– Ге! – сказал Ваня и свистнул.

– Чего – ге?

– Так какой же ты солдат?

– Обыкновенный солдат. Гвардейской кавалерии.

– Толкуй! Не положено.

– Чего не положено?

– Больно молод.

– Постарше тебя.

– Всё равно не положено. Таких не берут.

– А вот меня взяли.

– Как же это тебя взяли?

– А вот так и взяли.

– А на довольствие зачислили?

– А как же.

– Заливаешь.

– Не имею такой привычки.

– Побожись.

– Честное гвардейское.

– На все виды довольствия зачислили?

– На все виды.

– И оружие дали?

– А как же! Всё, что положено. Видал мою шашечку? Знатный, братец, клинок. Златоустовский. Его, если хочешь знать, можно колесом согнуть, и он не сломается. Да это что? У меня ещё бурка есть. Бурочка что надо. На красоту! Но я её только в бою надеваю. А сейчас она за мной в обозе ездит.

Ваня проглотил слюну и довольно жалобно посмотрел на обладателя бурки, которая ездит в обозе.

– А меня не взяли, – убито сказал Ваня. – Сперва взяли, а потом сказали – не положено. Я у них даже один раз в палатке спал. У разведчиков, у артиллерийских.

– Стало быть, ты им не показался, – сухо сказал роскошный мальчик, – раз они тебя не захотели принять за сына.

– Как это – за сына? За какого?

– Известно, за какого. За сына полка. А без этого не положено.

– А ты – сын?

– Я – сын. Я, братец, у наших казачков уже второй год за сына считаюсь. Они меня ещё под Смоленском приняли. Меня, братец, сам майор Вознесенский на свою фамилию записал, поскольку я являюсь круглый сирота. Так что я сейчас называюсь гвардии ефрейтор Вознесенский и служу при майоре Вознесенском связным. Он меня, братец мой, один раз даже вместе с собой в рейд взял. Там наши казачки ночью большой шум в тылу у фашистов сделали. Как ворвутся в одну деревню, где стоял их штаб, а они как выскочат на улицу в одних подштанниках! Мы их там больше чем полторы сотни набили.

Мальчик вытащил из ножен свою шашку и показал Ване, как они рубали фашистов.

– И ты рубал? – с дрожью восхищения спросил Ваня.

Мальчик хотел сказать «а как же», но, как видно, гвардейская совесть удержала его.

– Не, – сказал он смущённо. – По правде, я не рубал. У меня тогда ещё шашки не было. Я на тачанке ехал вместе со станковым пулемётом… Ну и, стало быть, иди, откуда пришёл, – сказал вдруг ефрейтор Вознесенский, спохватившись, что слишком дружески болтает с этим неизвестно откуда взявшимся довольно-таки подозрительным гражданином. – Прощай, брат.