Лобсанг Рампа - Жизнь с ламой

По-моему, часы в аэропорту заржавели, так как время тянулось до жути медленно. Наконец к нам подошел мужчина, одетый во все голубое и медно-желтое. Он прямо-таки готов был целовать прах у наших ног, сообщая, что рейс «Шведских авиалиний» из Шэннона в Международ­ный Аэропорт Нью-Йорка готов к посадке пассажиров. Я еще подумала: вот глупость-то — к посадке готов, а сам еще на земле. Он попытался было взять мою корзинку, но у Хозяина и Ма руки были свободны, так что Хозяин взял на плечо ремень корзинки, в которой сидела Старуха-Кошка, а Ма схватила мою корзинку. Что там взяла Лютик, я не знаю — я была слишком занята, чтобы глядеть в ее сторону.

И мы пошли парами, совсем как на Воскресной Школьной Вечеринке, через весь Главный Зал Ожидания прямо в черноту — которой не оказа­лось! Конечно, она была бы, но ведь каждая лампочка в Шэнноне сияла. На взлетной полосе было целое море разноцветных огоньков. Другие огоньки длинными пальцами шарили по небу. Тут я взглянула вперед и увидела самолет. Ничего себе! Он был громадный, больше любого само­лета, который я видела в аэропорту Дублина. Он показался мне таким большим, словно весь Гоут поставили на колеса. Мы поехали к нему; по мере того как мы приближались, он становился все больше и больше. У его передней части стояла лестница с боковинками, чтобы люди на земле не могли видеть то, что всегда видим мы, кошки (то есть, я хотела сказать, женщины).

Старик с корзинкой, в которой сидела Старуха-Кошка, начал медленно подниматься по этой лестнице, или как его там— трапу, что ли? Хорошо откормленный Начальник (Господи! Могу поклясться, что он действи­тельно любит поесть!) поклонился так низко, что едва не сломался. А еще лучше откормленная Стюардесса, одетая в форму цвета морской волны с белым воротничком, приветствовала нас. Она не кланялась — все равно ее корсет не позволил бы ей сделать это. Все Стюардессы и Служанки носят корсеты — я знаю, я читала это в книге, которую Хозяин написал некоторое время тому назад. Короче, они провели нас в Салон Первого Класса, а потом ушли размещать на борту маленьких пассажиров — определить, где они находились, можно было по доносившемуся шуму.

Появилась светящаяся штука, сообщавшая, что мы не должны курить (кто-нибудь видел курящую кошку, а?) и что нам надо пристегнуть рем­ни. Так мы и сделали. Хозяин прижимал к себе свою корзинку, как будто там было нечто ценное. Ма крепко держала свою — она знала, там ведь я.

Громадная металлическая дверь с шумом захлопнулась, и весь самолет задрожал так, как будто он собирался развалиться на кусочки. Однако этого не произошло. Лайнер медленно двинулся через море огней. Толпы оставшихся снаружи людей махали нам. Они что-то кричали: были вид­ны их широко раскрытые рты. Они были точь-в-точь как та рыба, кото­рую мы однажды держали у себя в баке с водой.

Я уж подумала, что мы доехали почти до самой Америки, как вдруг все вокруг так загудело, что у меня заложило уши, а гул еще больше усилился. Я заорала Пилоту, чтобы он немедленно прекратил это, но он затеял такой грохот, что, конечно, не слышал моего голоса. Тут появилось ощу­щение дикой скорости — такой, что обед в моем желудке перемешался с ужином, — и мы поднялись в воздух. Наверное, Пилот попался неопыт­ный: положив самолет на бок, он облетел вокруг Аэропорта, чтобы убе­диться, взлетел ли он. Я увидела внизу множество огней, много всякой всячины, а потом там появилась вода, блестевшая под лунным светом.

— Э-эй! — я попыталась докричаться до Пилота. — Там же внизу вода! Если мы упадем, то наверняка утонем!

Очевидно, услышав меня, он наконец выровнял самолет и направил его на Америку.

Мы поднимались все выше и выше, вверх через разорванные облака, серебрившиеся под светом луны. Мы летели все быстрее, взбираясь все выше; взглянув в окно вниз, я увидела, что из-под крыла вырываются языки пламени. «Боже мой! — подумала я. —Им не удалось утопить нас, так они, чего доброго, постараются нас поджарить!» Я позвала Хозяина, но он сказал мне, что все о'кэй (это американцы так произносят «ол райт») и мне не стоит волноваться. Я выглянула вновь и увидела, что некоторые трубки в моторе раскалились добела, совсем как мои нервы. Наверное, Пилот угадал мои мысли, потому что он начал говорить прямо с потолка; в своей речи он объяснил, что, мол, не волнуйтесь, мы всегда немножко горим, когда набираем высоту.

Подошла толстая Стюардесса. Я не разобрала, что она говорит, поскольку меня испугал треск, с которым она нагнулась к нам. «Да, ее одежда не выдержит», — подумала я. По Первому Классу разгуливало несколько глупых Янки. Если не считать этих жирных, мы сидели одни. Мы подня­лись на высоту около тридцати тысяч футов, или около этого (думаю, что это совсем близко от Рая), затем самолет выровнялся, и мы поплыли среди звезд.