Тут Пьетро что-то быстро заговорил по-своему и потянул Серёжу и Керима за собой в палатку.
В палатке было тихо, прохладно и пахло влажными, только что срезанными цветами.
Прямо перед широким окном громоздилась Медведь-гора, заросшая зелено-бурой курчавой шерстью, а где-то внизу за кипарисами шумело море. Пьетро открыл шкафчик, стоявший у кровати, и вытащил оттуда желтый чемодан. Потом он опустился на колени, засунул в чемодан руку и достал цветную открытку.
— Италия, — сказал он.
На открытке была гора, похожая на Медведь-гору, а у подножия ее — несколько маленьких домиков.
Пьетро показал пальцем на круглую вершину горы и пощелкал языком.
— Высокая, значит, — сказал Серёжа. Потом тоже пощелкал языком и кивнул головой на Аю-Даг. — И у нас высокая. Видишь? Это Медведь-гора. Туда очень трудно подняться. Нужно тропинки знать!
И, чтобы объяснить, как трудно подняться на гору, Серёжа стал карабкаться на стену, охать и потирать колени.
Пьетро понял.
Он опять взял свою открытку и, показывая одной рукой на самую вершину раскрашенной горы, высоко поднял другую руку. Потом похлопал себя по груди и быстро заговорил.
— Он, верно, сам туда ходил, я так понимаю, — шепнул Керим Серёже.
— Теперь меня слушай, — сказал он, взяв за руку Пьетро Мартини. — Я тоже по горам много ходил.
Керим вскочил на высокую табуретку, а с табуретки на подоконник.
— У нас на Кавказе большие горы! — закричал он, подымая обе руки. — Эта гора маленькая. Туту Медведь-гора как будто лежит, а у нас медведь как будто бежит. За ним охотники гонятся. Это тоже горы такие. А ещё у нас есть Чемодан-гора, Спящая-красавица-гора, Петух-кричит-гора. Вот это гора!
Пьетро смотрел на поднятые руки Керима и покачивал головой. Наверное, он всё понимал.
На другой день, ещё до завтрака, сразу после прохладного душа Серёжа и Керим зашли за Пьетро и повели его к себе в палатку.
Керим вытащил из своего ящика большого сушёного краба и, осторожно держа его за спинку, протянул Пьетро.
— Хочешь? — спросил он.
Пьетро повертел краба в руках, перевернул вниз панцирем и положил его на столик перед кроватью Керима.
— У них в Италии этого добра, наверное, сколько угодно. Я лучше ему свой морской нож подарю, — сказал Серёжа.
Серёжин морской нож знали все в лагере. Это был обыкновенный перочинный нож, но очень большой, с двумя светлыми, длинными лезвиями и шилом. Оправа у него была из оленьего рога. Неизвестно почему, ножик назывался морским. Должно быть потому, что его можно было за кольцо привешивать к поясу, как это делают моряки из полного собрания Жюля Верна.
Пьетро взял в руку нож, погладил рукой оправу из оленьего рога и очень заинтересовался кольцом и шилом. Шилом он даже ковырнул свою подошву.
— Очень карашо, — сказал он. Потом высунулся из окна и закричал: — Эдгар! Ком хэр! Ригарда!
В палатку вбежал большой круглолицый пионер с коротко остриженными светлыми волосами. Он был весь пятнистый: щёки и нос ярко-красные, руки красные наполовину, а лоб совсем белый. Видно было, что он ещё не успел загореть, а только обжёгся за вчерашний день.
— Эдгар Мюллер, — сказал Пьетро, показывая на него рукой, и сразу же протянул Эдгару морской нож.
Пятнистый пионер потрогал оба лезвия пальцами, прикинул нож к поясу и одобрительно покачал головой.
Серёжа подтолкнул Керима и шепнул ему прямо в ухо:
— Надо что-нибудь и этому подарить.
Керим пошарил рукой в ящике, но в ящике не было ничего, кроме мыльницы, зубного порошка и двух сушеных жуков в коробочке.
— Не подходит, — сказал он.
— Погоди, я придумал, — сказал Серёжа. — Я подарю ему свой значок ГСО. У них таких нет.
Серёжа порылся в шкафчике и достал жетон, завернутый в прозрачную бумагу.
Жетон был эмалевый, на цепочке. Почистив носовым платком эмаль, Серёжа подошел к Эдгару и туго привинтил значок к его рубашке с правой стороны груди.
— Это значок ГСО, — объяснил Серёжа. — Понимаешь? Готов к санитарной обороне. Понимаешь? Са-ни-тар!
— Санитар, — сказал Эдгар Мюллер и, упершись подбородком в грудь, посмотрел на свой значок.
Потом он запустил руку глубоко в карман и вытащил что-то маленькое и блестящее. Это был тоже значок — четырехугольный, металлический. На нем были выведены эмалью два лица — одно черное, другое белое. Значок этот не привинчивался, а прикалывался. Эдгар приколол его к Серёжиной рубашке.
— Где ты такой взял? — спросил у Эдгара Керим, разглядывая значок.
Читать дальше