Елена Ильина: Онорино

— Один, — сказал я.

— А куда?

— На фронт.

— На фронт? — переспросил старик и покачал головой. — Думаешь, без тебя не обойдутся?

— Я не воевать еду, — объяснил я, — мне нужно об отце узнать.

— Вот оно что, — сказал старик. — А все-таки вернись-ка лучше домой, сынок, пока еще поезд не тронулся. На фронт тебя все равно не пропустят.

Я не стал спорить со стариком.

Поезд уже шел полным ходом. В открытые окна дул свежий ветер. Но обе стороны спускались к насыпи зеленые склоны гор.

И вдруг я услышал:

— Мальчик, твой билет.

Передо мной стоял кондуктор. Я так загляделся в окно, что не заметил, как он вошел.

Что мне было делать? Билета у меня не было. И денег, чтобы заплатить штраф, тоже не было.

— С кем ты едешь? — спросил кондуктор.

Я огляделся по сторонам.

— С дедушкой, — сказал я и посмотрел умоляющим взглядом на моего соседа. Старик удивленно покосился на меня и, вынув изо рта трубку, сказал:

— Ну да, это мой внук.

— А сколько ему лет?

Старик кашлянул:

— Точно не помню. Билета еще не полагается.

Но кондуктора было не так-то легко провести. Старик поворчал, поспорил, — ему, видно, жалко было денег, но делать было нечего — назвался дедушкой, так плати. Охая и кряхтя, он вытащил из кармана кошелек и заплатил, сколько было нужно.

Когда кондуктор ушел, я достал из кармана перочинный нож, который мне в прошлом году подарил отец, и сказал старику:

— Возьмите, пожалуйста, это…

Но старик усмехнулся и потрепал меня рукой по волосам.

— Что уж там! Оставь себе.

Скоро поезд подошел к маленькой станции. Все пассажиры высыпали на платформу. Мой новый дедушка вынул из корзинки горсть маслин и два яблока.

— На, — сказал он, — возьми на дорогу, внучек. Да смотри, только не попади в лапы к фашистам.

Он пожелал мне счастливого пути, указал дорогу, и мы пошли в разные стороны.

На площади у станции стояли орудия, военные повозки, везде было очень много наших бойцов. Скоро я вышел из городка на гладкую, шоссейную дорогу и пошел вверх в гору.

Вдруг из-за поворота загудела машина. Я только успел отбежать в сторону, как мимо меня вихрем промчался санитарный автомобиль. Я понял, что это раненых везут с фронта. „Ну, значит, иду, куда надо“, решил я и быстро зашагал дальше. Откуда-то из-за гор доносилась пальба, но я никак не мог разобрать, с какой стороны стреляют, потому что по ущельям гулко раскатывалось эхо.

Я шел очень долго. По склонам гор виднелись развалины домов с обгоревшими, торчавшими во все стороны балками.

Людей нигде не было. Всюду хозяйничали птицы.

Стрелять почему-то перестали. Солнце уже заходило за гору, быстро темнело. Тут только я вспомнил, что целый день почти ничего не ел. С голоду у меня закружилась голова.

И вдруг на повороте дороги я увидел какого-то человека в берете. Человек сидел на камне и, зажав левой рукой винтовку, ел что-то из оловянной миски.

— Стой, кто идет? — крикнул он приподнявшись. — Покажи пропуск.

Я сказал, что никакого пропуска у меня нет, но мне непременно надо разузнать про отца. Боец посмотрел на мои ноги и спросил:

— Видно, издалека идешь? Вон как ноги исцарапал. Садись, отдохни, а потом поворачивай обратно.

Я присел рядом с бойцом и, не отрываясь, смотрел на оловянную миску, от которой вкусно пахло бобами и оливковым маслом.

— Вот что, мальчуган, — сказал боец, заметив мой взгляд. — Если ты пойдешь по этой тропинке, то выйдешь прямо к батальонной кухне. Там тебя покормят. Ну, шевели ногами.

Я пошел по тропинке вниз. Было уже совсем темно. Я не прошел и ста шагов, как издали увидел повозку на колесах с высокой узкой трубой и четверых людей, которые сидели на земле и курили. Я подошел к ним и рассказал, зачем сюда пришел. Коренастый, широколицый человек, которого все называли Хосе, дал мне оловянную миску и наложил в нее бобов. Ну и вкусно же стряпают на фронте!

Люди, сидевшие на земле, говорили о всяких военных делах, о бое под Овиедо, и не обращали на меня внимания.

Наконец я набрался храбрости, подсел к Хосе и спросил его, не знает ли он чего-нибудь о моем отце Хулио Родригес из партизанского отряда „Кровь рабочих“.

— Нет, про такого не слыхал, — сказал боец.

Его товарищи тоже ничего о моем отце не знали.

— Мало ли на фронте бойцов!

„Что же мне делать? — подумал я: — куда теперь итти?“

— Ложись-ка спать, малыш, — сказал коренастый человек и дал мне толстое суконное одеяло. — Расстели-ка это под деревом.