Стил Радд - На нашей ферме

Дейв привел повозку, и мы отвезли останки Боба домой.

Отец так и не разобрался в причине смерти старого фермера. Вероятнее всего, его убила молния. Он обследовал его тело и после долгих размышлений заявил матери: старый Боб наверняка никогда уже больше не встанет.

Покойник в доме — событие немалое. Мы были очень горды, что могли первыми сообщить всем о смерти старого Боба. Похоронили мы его на его же ферме под эвкалиптом, где многие годы по ночам гнездилось семейство попугаев.

— Вот и компания для бедного Боба, не будет скучно лежать в могиле, — сокрушенно сказал отец.

Как-то вечером после работы — были горячие дни молотьбы — мы сидели за столом. Отец лежал на кушетке и о чем-то размышлял. Вдруг он спросил Джо:

— Сколько это будет: семьсот бушелей [7] Бушель — мера сыпучих тел, равная 36,3 кг. пшеницы по шесть шиллингов бушель?

В нашей семье Джо считался самым башковитым. Не без напускной важности он взял свою грифельную доску.

— Как ты сказал и семьсот мешков?

— Бушелей! Понимаешь, бушелей!

— Семьсот буш-шелей пшеницы… Пшеницы, правильно?

— Ты что, оглох! Ну да, пшеницы!

— Так, значит, пшеницы… Почем, ты говоришь? По шесть шиллингов бушель.

— Шесть шиллингов бушель? Гм… Так мы не решали. Нам учительница показывала, как считать, если ну… в общем… за бушель.

— Ладно! Пусть будет шесть шиллингов за бушель.

— Значит, семьсот бушелей пшеницы по цене шесть шиллингов за бушель. А что ты хочешь узнать, отец?

— Сколько это будет всего, конечно.

— Как всего? В деньгах, что ли?

— В деньгах, черт возьми, в деньгах! — Отец уже повысил голос.

Некоторое время Джо напряженно думал, затем принялся писать цифры и вычислять. Он стирал, снова писал и снова стирал, а мы следили за ним, завидуя его учености. Наконец записал полученный результат.

— Ну, и сколько получилось всего? — спросил отец.

Джо откашлялся, мы затаили дыхание.

— Девять тысяч фунтов!

Дейв громко расхохотался. Отец презрительно произнес: «Тьфу» — и отвернулся к стенке. Джо снова уставился на грифельную доску.

— А, я немного ошибся! — воскликнул он. — Забыл разделить на двенадцать, перевести в фунты! — и сам рассмеялся.

Он снова принялся писать и стирать, писать и стирать и наконец громко и решительно произнес:

— Четыре тысячи, сотен нету, двадцать фунтов, четырнадцать шиллингов и еще…

— Ну и болван же ты! — буркнул отец и, вскочив с кушетки, пошел спать.

Мы все тоже отправились на боковую.

Только мы улеглись, как залаяла собака, и на дворе раздался топот копыт. Потом звякнула уздечка, глухо шлепнулось седло о землю, словно кто-то бросил камень, затем послышался удар и жалобный вой собаки. Мы лежали, прислушиваясь.

— Никак, все уже спят? — спросил кто-то у двери, и мы сразу поняли, что это вернулся Дэн.

Отец и Дейв вскочили с кровати в ночных рубашках и бросились открывать ему дверь. Мы, конечно, тоже все повскакивали встретить брата. На этот раз Дэн долго отсутствовал. Когда лампа наконец загорелась, мы принялись его разглядывать. Он сильно изменился, отрастил себе длинные бакенбарды и стал на несколько дюймов выше отца.

Отец был просто счастлив. Он развел огонь, вскипятил чаю и проговорил с Дэном чуть ли не до рассвета. Па рассказывал об урожае, о плотине, которую правительство обещало построить, с замечательной траве на выгоне, а Дэн — о необъятных, выжженных солнцем степях, об овцеводческих фермах в глубине страны и о парнях, с которыми он там повстречался. Когда он принялся рассказывать, как ему довелось стричь овец рядом с прославленными стригалями Проктором и Энди Персолом, как он обогнал всю артель на полбарана, у отца заблестели глаза, а Джо разинул рот от удивления.

Отец взирал на Дэна с нескрываемым восхищением.

Дэн сказал, что пробудет дома несколько дней, а потом снова отправится на запад. Отец уговаривал его остаться и работать вместе с нами на ферме, но Дэн только посмеивался и качал головой.

Каждое утро Дэн отправлялся вместе с отцом на пахоту. Весь день отец ходил за плугом, а Дэн весело шагал рядом по борозде и все рассказывал, рассказывал. Иной раз он и сам брался за плуг — тогда отец принимался чесать язык.

Отец просто полюбил общество Дэна.

Так прошло несколько дней. Дэн по-прежнему сопровождал отца в поле, но уже не ходил рядом с плугом взад и вперед, а выбирал местечко в тени и заговаривал с отцом, только когда упряжка проходила мимо. Бывало, что Дэн вообще не откликался — он засыпал, — и тогда отец начинал тревожиться, уж не заболел ли он. Однажды папаша посоветовал ему пойти домой и хорошенько отдохнуть. Дэн, конечно, послушался. Он растянулся на кушетке, покуривал, плевал на пол и пиликал на гармонике — той самой старенькой гармонике, которую он когда-то выиграл в лотерее.