А урожай мы собрали действительно неслыханный сто мешков кукурузного зерна! Но когда отец повез продавать его, оказалось, что рынок завален кукурузой. Как назло, все фермеры земного шара собрали в том году богатый урожай кукурузы, так что на заработок рассчитывать было нечего. В конце концов отцу предложили по десять с половиной пенсов за бушель, причем он сам должен был довезти кукурузу до станции. О, моя страна! Да еще из них же пять пенсов с бушеля за доставку! О, Австралия, мать моя!
Отец был вынужден продать зерно — ему было не под силу ждать повышения цен на кукурузу. Когда пришло письмо с чеком, он подсчитал и, жалобно взглянув на мать, пробормотал сквозь зубы: «Семь фунтов десять шиллингов!»
Наша ферма славилась тем, что у нас всегда устраивались танцы. Мы все умели танцевать, от Дэна и до самого младшего; не было ни одной фигуры, ни одного па, которых бы мы не знали. Нас научили еще в детстве. Мать была убежденной сторонницей раннего образования. Она всегда говорила: «Как хорошо, когда молодые люди умеют танцевать! Они могут принять участие в любом веселье; уж им-то не придется сидеть с глупым видом в обществе. Стыд смотреть, когда здоровые парни и неуклюжие, толстенные девки набьются в комнату во время танцев да так и просидят весь вечер в углу, ни разу ногой даже не пошевельнув». Она просто не представляла, как только некоторые матери могут воспитывать своих детей в подобном невежестве, и не удивлялась, что кое-кто из них так и не сумел выдать замуж своих дочерей.
Нам-то было за что благодарить мать. Мало того что она сама заботилась о нас — мы имели все, что нужно для светского воспитания: у нас была неограниченная свобода, сестренки, охочие до танцев‚ и как бы ни шли дела на ферме — пускай не уродилась кукуруза, не взошла пшеница, не удались тыквы, иссякла вода в колодце, — дома у нас всегда была гармоника. Она неизменно привлекала к нам молодежь. Бывало, по вечерам после тяжелого рабочего дня к нам частенько заходили Пэдди Мелони и колодезные мастера; они отодвигали стол, подхватывали девушек и плясали с ними до глубокой ночи.
Чуть ли не каждую неделю мать устраивала «бал». Если бы не отец, у нас были бы танцы каждый день. Но отец твердил, что от этого пляса вытаптывается глинобитный пол, и комната, того гляди, превратится в колодец. А когда начинаются дожди и пол заливает водой, вычерпывать ее приходится не кому-нибудь, а ему одному. Вообще отец умел во всем найти темные стороны. К тому же у него совсем не было слуха. Его неспособность оценить приятную мелодию зачастую нагоняла тоску на весь дом именно тогда, когда он мог бы быть самым веселым на свете. Иной раз отцу приходилось на полчаса оторваться от пахоты, чтобы загнать лошадь или какую-нибудь старую корову, и если он, войдя в дом испить воды, заставал Дейва или Сэл или кого-нибудь из нас с гармоникой в руках, он приходил в совершенную ярость.
— Или уж вам делать нечего, что вы все пиликаете на этой проклятой штуке? — кричал он.
Если мы немедленно не бросали гармонику, он вырывал ее из рук и вышвыривал в окно. Впрочем, если мы спокойно клали ее на место, он все равно хватал ее и так же остервенело забрасывал куда-нибудь. А потом весь вечер латал сургучом прорехи в ее мехах.
И все же, несмотря на сопротивление отца, мы все научились хорошо играть на гармонике. Нам это ничего не стоило. Мы учились друг у друга. Первой научилась Кейт. Она обучила Сэл. Сэл научила Дейва, и так далее. Учителем Кейт был Сэнди Тейлор. Каждый вечер, возвращаясь с поля домой, он всегда останавливался у нашей изгороди покалякать с Кейт насчет танцев. Девушки считали Сэнди первоклассным танцором — вальсировать с ним было одно удовольствие. Когда же тема танцев полностью исчерпывалась, Сэнди небрежно выдергивал волосок гривы своего коня и спрашивал:
— А как поживает гармоника?
И Кейт неизменно отвечала:
— Она у нас в полком порядке‚ — и, обернувшись в сторону дома, кричала Джо: — Джо-о! Принеси гармонику!
Джо не заставлял себя, долго ждать и немедленно появлялся с гармоникой. Сэнди в сотый раз принимался разглядывать гармонику со всех сторон, смеялся, какие ремни из кенгуровой кожи приделал к ней Дейв и как обклеены мехи полосками оберточной бумаги, чтобы не выходил воздух. Затем, перекинув левую ногу через луку седла, он вместо увертюры проходился по всем ее клавишам и принимался играть одну за другой всякие мелодичные песенки, вроде «Скалиста дорога до Дублина» или «Ветерок в ячмене», и так нажаривал без устали до самой темноты, пока не выходила мать и не приглашала зайти к нам поужинать; разумеется, он никогда не отказывался. После ужина Сэнди снова брался за гармонику, и начинались танцы.
Читать дальше