20 октября.
Последний урок был Дмитрия Осиповича. Он принес контрольные по геометрии; я была уверена, что решила правильно задачу. И даже не посмотрела ответ для проверки. Самыми первыми получили письменные Мира и Файка. У них стоит «хор». Дмитрий Осипович раздает листки дальше. У Розы Ивановой, конечно, «плохо».
Моя тетрадь в голубой обложке лежала самая последняя. Наконец, звонок. Дмитрий Осипович протягивает мне тетрадь и говорит на весь класс:
— Такая почтенная личность, как Лида Карасева, — и «плохо».
Плохо?! Вот так-так. Этого я никак не ожидала… До контрольки мы с Фаиной не один раз доказывали теорему.
Что ж оказалось. Когда я сегодня заглянула в Киселева, я увидела, что задачу надо было делать совсем не так. Я упустила из виду, что когда описывают окружность вокруг прямоугольного треугольника, то гипотенуза всегда совпадает с диаметром. Задачка-то, оказывается, совсем пустяковая, и поэтому обидно до чортиков.
24 октября.
В 12 часов пришла Файка. Мы повторили по зоологии многоножек и принялись за историю. У нас должен быть опрос по Германии XII и XIII веков. Файка читала свой конспект, а я слушала. История — интересная наука, но, по правде сказать, зоологию я люблю гораздо больше, чем историю.
Файка читала очень быстро свой конспект, и у меня в голове путались все даты и названия.
«В 1162 году Милан сдался… Герцог Саксонский и Филипп Швабский… Папа хотел проклясть Фридриха II… Граф Люксембург захватил Богемию…»
Когда мы выучили историю, я включила радио, и мы начали танцовать вальс.
25 октября.
Сегодня у меня и у Птицына был горячий разговор с Линой Браславской. Она хорошо рисует, и в начале года мы выбрали ее в классную редколлегию. Но вот уже два месяца, а газета до сих пор не вышла из-за того, что Браславская никак не удосужится нарисовать заголовок.
Когда Птицын, как староста, сделал Лине замечание, она дерзко ответила:
— А зачем вы меня выбирали в редколлегию? Я ведь тогда предупредила, что у меня нет времени для общественной работы. Мое дело — хорошо учиться, а остальное меня не касается.
Я сказала Лине, что тот человек, который ничего не желает делать для коллектива, — черствый эгоист.
Браславская посмотрела на меня ненавидящими глазами. Теперь — мы враги.
26 октября.
Гриша Егоров — лучший ученик нашего класса. Мы прозвали его «гениалиссимус», что значит больше, чем гений.
В прошлом году он висел на доске отличников (т. е. не он, а его фамилия висела). Гриша необычайно длинный, хулой и нескладный. Он всегда носит бархатную блузу и брюки трубочкой. Он какой-то диковатый и неловкий. После звонка Егоров выскакивает в коридор и всю переменку стоит у стены, вытянувшись, точно на часах. Он ни с кем не дружит, но если у него спросить что-нибудь непонятное, он охотно объяснит. Егоров — лучший шахматист нашей школы, и он сам изучает три языка — немецкий, французский и английский.
Сегодня на перемене я была очень поражена. Наш «гениалиссимус», и вдруг разговаривает с Юрой Троицким.
О чем бы это он мог говорить с этим тихоней?
Я прошла мимо них и услышала, как Егоров сказал, размахивая своими длинными руками:
— Нет, нет, Ботвиннику в этой партии надо было употребить королевский гамбит…
Значит, Матильда не такой уж тупица, если с ним говорит о шахматах.
Вчера Файка решила позвонить к нему по телефону. Он выслушал ее внимательно и вежливо, а потом спросил:
— А кто это говорит?
Но Файка не знала, что ответить, и повесила трубку. Файка уверяет, что у него по телефону как раз такой голос, какой должен быть: очень аккуратный.
27 октября.
Сегодня я, наконец, собралась с духом и переговорила с Дмитрием Осиповичем. Я зашла на перемене в учебную часть. Там сидело много народу, но, к счастью, они не слышали нашего разговора. На диване сидели физкультурник, химик и труд.
Я отозвала Дмитрия Осиповича в уголок и попросила, чтобы он поскорее вызвал меня к доске. Я хочу исправить плохую отметку по геометрии.
— Конечно, я тебя вызову, — сказал Дмитрий Осипович. — Что ж это с тобой приключилось на контрольной работе? Такая почтенная личность и не смогла решить простой задачки…
— Спутала теорему, — пробормотала я и, покраснев, выскочила из учебной части.
На перемене я, Файка и Коган сидели в нашем любимом уголке, в коридоре за фикусом. Подошли Ложкин, Астахович, Егоров и Птицын. Мы болтали о том, о сем, а потом разговор перешел на дружбу. Ложкин, Астахович и Коля Птицын уверяли, что между девчонкой и мальчиком не может быть настоящей дружбы. Астахович говорил: девочка по своему характеру трусливей и слабее мальчика, и ему с ней неинтересно. Что ж это за друг, если от него нельзя ждать поддержки или помощи.
Читать дальше