Елизавета Водовозова - Что дают человеку хвойные деревья

Но не все могут иметь елку. Многим не на что купить ее, а крестьянские дети и понятия не имеют об этом удовольствии. Какие же удовольствия дает ель бедным людям?

В летний праздник, под сумерки, где-нибудь на лужку сотрется вся деревня: молодые пляшут и поют, а старые слушают да любуются. И не будь канифоли (которую также добывают из очищенной смолы, — ею натирают смычок прежде, чем играть на скрипке), было бы слышно гораздо меньше песен, и совсем не было бы пляса.

В деревне Лукашиной, лишь только в праздничный день завидят высокого, худощавого мужчину лет за 50, сейчас вся молодежь бросается к нему.

— Сыграй, Сидорыч, плясовую!

— Есть мне когда: сапоги солдатам нужно чинить, а с вашей игрой и перекусить нечего будет.

— Да мы тебе согласились копейку с пары.

— Ну, ладно, неси деньги.

— Все разбежались по домам, а Сидорыч пошел за скрипкой. Через несколько минут куча народа собралась на небольшом лужку, где Сидорыч намазывал смычок канифолью и напевал про себя:

Все подхватили песню:

Когда кончилась песня, Сидорыч, помахивая головой и передергивая плечами, заиграл русскую. Лишь только расплясались паренек с девушкой, Сидорыч вдруг перестал.

— В уме ли ты, старый! — закричала жалобно девушка, вся раскрасневшаяся от пляски.

— Будет… будет… вы свою копейку сплясали… подавай деньги!

— Как тебе не стыдно посреди самого веселья девицу обескураживать… — упрекали его.

Девушка бросила ему две копейки, и он опять заиграл. Когда сплясали две, три пары, Сидорыч и сам расходился: всё громче и громче напевал он и приплясывал, наконец, весело и живо заиграл «Комаринскую», а когда на середину выскочило несколько девушек и пареньков, Сидорыч, со скрипкою в руках, вместе с другими пустился в присядку. Остальные женщины и девушки прихлопывали в ладоши парни насвистывали и ногами притоптывали.

— Ай-да Сидорыч! смотри, смотри: старый а никому из молодых не уступит! — кричали со всех сторон. Сидорыч устал, весь вспотел, бросил наконец, скрипку в сторону и растянулся на траве. Плясавшие стали бросать ему плату.

— Что вы? — закричал он: — глупый народ!.. — Но потом вдруг вскочил, сгреб медные гроши и побежал к постоялому двору. Через минуту он нес в пестром платке несколько пригоршней каленых орехов и черных стручков.

— Ешьте, молодки, веселись православный люд! — закричал старик, бросив узел на лужок, где отдыхали девушки. — Если кто теперь посмеет грош бросить, за вихры оттаскаю, а то и скрипку брошу.

Начались опять музыка и пляс. Сидорыч и тут не может удержаться, и каждый раз под конец сам пускается вприсядку. Но вот он решил, что плясать будет, и ноги так расходились, что он сдержать их не может, а ему завтра придется далеко разносить свою работу. Чтобы не возобновлять пляса, он вышел на середину и запел:

Другие подхватили:

Но песня вышла так весела, что Сидорыч опять выскочил на середину, чтобы пуститься в пляс.

— Дядя! А ведь ты зарекался! — закричала ему девочка лет семи.

— А ведь и то, правда! — Он схватил ребенка на руки, сел на лавку и посадил ее к себе на колени.

— Ну, за это тебе сказ будет! Ты, востроглазая, молодцом будешь, помни мое слово и в ту пору старика помяни.

— Да разве ты старик?

— А как же?

— Старики воркуны, злые, я старых не люблю… А ты лучше всех молодых.

— Ишь, плутовка, орехов захотела? — шутил Сидорыч.

1905