Лора Уайлдер Инглз - Домик в прерии

Она взяла ведро с водой и принялась заливать огонь. Из очага повалили клубы дыма. Потом мама спросила:

— А руки ты не обожгла?

Она посмотрела на Лорины руки, но они была целы и невредимы, потому что Лора бросила головешку в очаг очень быстро.

Лора не плакала. Большие девочки не плачут. Правда, из каждого глаза у нее выкатилось по слезинке, в горле запершило, но она не заплакала. Она крепко прижалась к маме. Хорошо, что мама не обожглась.

— Не плачь, Лора. — Мама погладила Лору по голове. — Ты очень испугалась?

— Да. Я боялась, что Мэри с Крошкой Кэрри сгорят. Я боялась, что весь дом сгорит и нам негде будет жить. Я... я и теперь боюсь.

Мэри наконец смогла заговорить. Она рассказала маме, как Лора оттащила кресло от огня. Лора была такая маленькая, а кресло, в котором сидела Мзри с Крошкой Кэрри, было такое тяжелое, что мама удивилась. Она не могла понять, как у Лоры хватило на это сил.

— Ты храбрая девочка, Лора, — сказала мама.

Но на самом деле Лора чуть не умерла от страха.

— И ничего страшного не случилось, — продолжала мама. — Дом не сгорел, юбка у Мэри не загорелась и не обожгла ее и Кэрри. Значит, все у нас в порядке.

Когда папа вернулся, огонь в очаге погас. Ветер ревел над низкой каменной верхушкой трубы, и в доме было холодно. Папа сказал, что он сложит новую трубу из зеленых жердей и так густо обмажет свежей глиной, что она больше никогда не загорится.

Он принес четырех жирных уток и сказал, что мог подстрелить хоть сотню. Но им и четырех хватит.

— Собери все гусиные и утиные перья, — сказал он маме, — и я набью тебе перину.

Он мог подстрелить и оленя, но было еще слишком тепло, мясо не замерзнет и испортится, прежде чем они успеют его съесть, А еще он нашел место, где ночуют

дикие индюки и индейки.

— Мы зажарим их в День Благодарения и на Рождество‚— сказал он.— Они большие и очень жирные. Когда придет время, я их подстрелю.

Насвистывая, папа отправился за зелеными жердями и свежей глиной для новой трубы, а мама принялась чистить уток. Потом в очаге снова весело затрещал огонь. На огне шипела жирная утка, в духовке пеклись лепешки, и в доме опять стало тепло и уютно.

После ужина папа сказал, что завтра рано утром отправится в город.

— Надо поскорей с этим делом покончить,— сказал он.

— Да, Чарльз, пора уже съездить,— согласилась мама.

— Конечно, мы бы и так обошлись,— заметил папа. — Нет нужды за каждой мелочью мчаться в город. Я курил табак получше того, что вырастил Скотт в Индиане, но и такой сгодится. Летом мы вырастим хороший табак, и я верну ему долг. Зря я брал у Эдвардса гвозди.

— Но все равно их надо отдать, Чарльз, — заметил мама.— И табак тоже. Лучше не брать в долг. Нам нужен хинин. Я экономила муку, но она почти кончилась, и сахар тоже. Ты можешь найти дерево с пчелами, но я что-то не слыхала, чтобы кукурузная мука росла на деревьях, а до осени у нас своей кукурузы не будет. И солонина после всей этой дичи нам тоже пришлась бы кстати. А потом я хочу послать письмо родным в Висконсин. Если ты его сейчас отправишь, они смогут еще зимой нам ответить, и тогда к весне мы всё про них узнаем.

— Ты права, Каролина. Ты всегда права.

С этими словами папа повернулся к девочкам и велел им ложиться спать. Завтра ему рано ехать, и надо как следует выспаться.

Пока Лора и Мэри надевали ночные рубашки, он стянул с себя сапоги, а когда они легли, взял скрипку, заиграл и тихонько запел:

Мама улыбнулась и сказала:

— Поезжай спокойно, Чарльз. У нас все будет хорошо.

Папа выехал еще до восхода солнца. Когда Лора и Мэри проснулись, его уже не было, и дом сразу опустел. Папа не просто ушел на охоту. Он уехал в город, и целых четыре дня его не будет!

Жеребенка заперли в конюшне, чтоб ему не вздумалось побежать за матерью Путешествие было слишком долгим для маленького Зайки. Он жалобно скулил, Лора и Мэри сидели дома с мамой. Когда папа уехал, в огромной прерии стало слишком пустынно, и играть там совсем не хотелось. Джек тоже беспокоился и все время посматривал вокруг.

В полдень Лора пошла с мамой напоить Зайку и передвинуть колышек, к которому была привязана корова, чтобы она могла достать свежую траву. Корова стала теперь совсем домашней. Она послушно ходила за мамой и даже позволяла ей себя доить.

Когда подошло время дойки, мама стала надевать капор; вдруг у Джека на спине и на шее шерсть встала дыбом, он выскочил из дома и залаял. Со двора раздался отчаянный вопль: