— А зачем нам опаздывать? — говорит Саша. — Опаздывать — к чорту. А если уж опоздаем, если действительно танки подойдут — ну что ж…
Он перебрасывает на ремне автомат и, искоса посмотрев на товарища, негромко говорит:
— За себя, Мишка, я отвечаю. С гранатой под танк брошусь, а врага не пропущу.
— Гм… — качает головой Бардабаев. — Это легко сказать — под танк!
— Да нет, — улыбается Саша, — ты знаешь, и сказать тоже не легко.
— Все-таки легче.
— Кому как…
— Э, смотри, какой белячок проскочил!
— Заяц? Где?
— Вон — за елочкой. Нет, уж теперь не видно… Н-да, легко сказать. А ты знаешь, ты сегодня хорошо на собрании выступал.
— Иди ты к чорту! — говорит Саша.
— Нет, правда. Коротко и ясно.
Саша хотел выругаться покрепче, но тут его окликнули из задних рядов:
— Матросов! К старшему лейтенанту!
Артюхов шагал на левом фланге второго взвода. Саша подождал, пока он приблизится, сделал шаг вперед и приложил руку к козырьку ушанки.
— Ну как, Саша? — улыбнулся Артюхов.
— А что? — сказал Саша, тоже улыбаясь. — Хорошо, товарищ старший лейтенант!
Не останавливаясь, командир взял его за локоть. Они пошли рядом.
— Н-да, — сказал Артюхов. — А у меня к вам, товарищ гвардии красноармеец Матросов, между прочим, предложение есть.
Саша насторожился и искоса посмотрел на командира.
— В ординарцы ко мне пойдете?
Саша вспыхнул и сам почувствовал, как загорелись у него уши и щеки.
— Точно, товарищ старший лейтенант. Хочу.
— Ну, будешь ординарцем. Не отставай теперь от меня. Настроение, значит, хорошее?
— Очень даже хорошее.
— А ребята как?
— Ребята — орлы!
— Курить желаешь?
— От «Казбека» не откажусь.
От хорошей, крепкой папиросы у Матросова закружилась голова. Опять ему захотелось петь. Придерживая рукой автомат, он шел теперь легким широким шагом, стараясь идти так, чтобы и Артюхову оставалось место на тропинке.
— Товарищ старший лейтенант, — сказал он вдруг, не глядя на командира, — можно вам один вопрос задать?
— Давай.
— У вас кто-нибудь из родных есть?
— Ну как же… Слава богу, у меня семья, да и не маленькая.
— А у меня вот никого…
— Да, я знаю, — сказал Артюхов. — Это грустно, конечно.
— Нет, — сказал Саша.
— Нет?
Саша подумал и помотал головой.
— Раньше я, действительно, грустил и скучал. И на фронт ехал — тоже паршиво было: никто не провожает, никто не жалеет. А теперь я как-то по-другому чувствую. Как будто я не сирота. Как будто, в общем, у меня семья… да еще побольше вашей.
«Опять я не то говорю», подумал он с досадой.
— Непонятно, небось? — сказал он усмехнувшись.
Неожиданно Артюхов взял его за руку и крепко сжал ее.
— Нет, Саша, — сказал он, — очень даже понятно. Только я думаю, что эта большая семья у тебя всегда была, только ты не замечал ее. Это называется — родина.
— Да, — сказал Саша.
В лесу уже рассвело. Солнце еще не показалось, но уже поблескивал снег на верхушках деревьев и уже нежно розовела тонкая кожица на молодых соснах. А снег под ногами из голубого превратился в белый, а потом стал розоветь — и чем дальше, тем гуще и нежнее становился этот трепетный розовый оттенок.
«Ах, как хорошо, — думал Саша, — какой славный день впереди! И как это вообще здорово и замечательно — жить на свете!»
Артюхов посмотрел на часы.
— Бросай курить, — сказал он и сам первый бросил и на ходу притушил валенком папиросу.
— Приехали? — сказал Саша.
— Да, кажется, приехали, — уже другим, серьезным и озабоченным тоном ответил Артюхов. — Рота, стой! — негромко скомандовал он.
— Стой! Стой! — понеслось по растянувшимся рядам колонны.
Нагнувшись и расстегивая на ходу кобуру, Артюхов побежал к голове колонны, и следом за ним, тоже пригнувшись и на ходу снимая с плеча автомат, побежал Саша Матросов.
Артюхов стоял за деревом и проглядывал местность. За его плечом, с автоматом, взятым наизготовку, стоял Саша Матросов.
После двухдневных блужданий в тесных потемках леса картина, которая открывалась теперь их взору, казалась ослепительно яркой и необъятной.
Золотисто поблескивая, лежала перед ними широкая снежная поляна. Нафталиновый февральский наст был гладко укатан — никаких следов на нем, только черные кустики боярышника и можжевельника выглядывали кое-где из-под снежного покрывала. С запада поляну замыкал небольшой островок мелкорослого леса, как бы оторвавшийся от огромного материка Ломоватого бора. Эта зелено-синяя гривка скрывала за собой упомянутый в приказе и указанный на карте овраг. За кромкой леса сразу же открывался вид на западный скат лощины, по которой растрепанной ленточкой вилась зимняя дорога. В каком-то месте дорога пропадала, и там, где она пропадала, из-за снежной гряды выглядывали черные треугольники крыш и клубился легкий розовато-серый дымок. Это была Чернушка.
Читать дальше