Иштван Фекете - 21 день

Разумеется, нельзя сказать, будто тетка не привозила мне подарков, но привозила ровно столько, чтобы ее не упрекнули за глаза, будто она приехала с пустыми руками. Привезет, бывало, игрушечную железную дорогу, а вручает ее с таким видом, будто отвалила настоящий паровоз мощностью в двести лошадиных сил вкупе с закопченными кочегарами, взаправдашним машинистом и вереницей станций. И церемонию вручения она обставляла такой помпой, в сравнении с которой епископское богослужение при участии всего причта показалось бы простой рубкой дров.

Процедура эта всегда была тягостной, хотя я и не задумывался над тем, почему я не рад подаркам тетки Луйзи. А радости от них мне действительно не было. Мне хотелось не спеша, ощупывая сверток и всячески прикидывая, что там могло бы быть, наконец развернуть его наедине, в бабушкиной комнате…

— Разворачивай здесь! — командовала тетка Луйзи и усаживалась, давая понять, что родственники тоже могут сесть. — Не торопись, нам спешить некуда! Никак ты собрался разрезать бечевку? Не понимаю, как можно давать нож в руки ребенку! На месте твоей матери я бы ни за что не разрешила…

Я уже распутал было узелок бечевки, но при этом замечании в адрес матери у меня сразу же начинали дрожать руки и я становился неловок, а остальные родственники при этом должны были, сидя или стоя, наблюдать всю эту занудно долгую сцену.

Мать не выдерживала, видя мои мучения.

— Давай я…

— Оставь его, милочка, — одергивала ее тетка Луйзи. — Пусть ребенок приучается ценить те жертвы, которые приносят ради него. Ты со мной согласна?.. Приказчик, когда упаковывал покупку (между прочим, манеры у него превосходные, как у настоящего господина из благородных…), сказал, будто бы товар только что получен из Англии. Мяч из настоящего каучука…

Остальные члены семьи сидели или стояли, вытянувшись в струнку, и никто не решался вмешаться, потому что тетка Луйзи не только была крайне обидчива, но и на любую воображаемую обиду тотчас отвечала грубостью.

Нет, я не любил тетку Луйзи, очень не любил, хотя в окончательном виде это чувство, а вместе с ним и попытка к отмщению созрели во мне гораздо позднее.

Я любил дядю Миклоша, который якобы пил как сапожник, хотя никогда не был пьян, и любил я его в первую очередь за то, что этот резкий по натуре великан не слишком-то церемонился с чувствительной душой тетки Луйзи и за грубоватым ответом тоже в карман не лез.

Как-то раз тетка Луйзи вздумала разыграть церемонию распаковывания подарка в присутствии дяди Миклоша. Однако едва она начала свою сопроводительную речь, как в дяде Миклоше, что называется, «взыграло ретивое». Стул затрещал под ним, когда он поднялся и сунул сверток мне в руки.

— Распакуй, сынок, у себя в комнате, раз тебе так хочется. А тетушке своей скажи, ежели ей зрелищ не хватает, пускай в цирк ходит…

Тетка Луйзи хотела немедленно уехать, и ее долго пришлось упрашивать остаться, но дядя Миклош в этих упрашиваниях участия не принимал, и с тех пор тетка наведывалась к нам, только когда у нас не гостил дядя Миклош.

Но однажды переполнилась и моя чаша терпения.

Это случилось прошлым летом, и тетка Луйзи с тех пор не бывала у нас. По какой причине — было известно всем, тетка об этом позаботилась, зато никто не подозревал о том, что бурный ее отъезд был подстроен мною: я ловко воспользовался ее истерическим страхом перед всякими ползающими тварями.

Я не жалел о своем поступке тогда и не раскаиваюсь теперь, потому что тетка Луйзи по глупости, злословия ради задела мою мать.

Лето в прошлом году выдалось на славу, и тетка пожаловала погостить, чему — за исключением бабушки — вовсе никто не был рад, даже деревенские знакомые тетки Луйзи, которых в течение одной недели ей удалось взбаламутить так, что они даже между собой разговаривать перестали.

Меня, однако, эти подробности не интересовали, хотя настроение в доме день ото дня становилось подавленнее. Домашние притихли в полном бессилии. Мать моя, когда к тетке Луйзи приходили гости, молча ставила на стол блюдо с печеньем и выдерживала в комнате всего лишь несколько минут: переглядывания, недомолвки, скованность разговора яснее ясного давали понять, что гости явились не к матери и она — обуза для компании.

Раз я слышал, как отец обратился к бабушке с вопросом:

— Не собирается отбывать Луйзи?

— Чего не знаю, сынок, того не знаю…

— Боюсь, что мое терпение лопнет! И Аннуш едва сдерживается…