Сергей Иванов - В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В»

Да, не перебивала. Но это, между прочим, хорошо лишь до поры, до времени. А потом ты уже просто всей душой хочешь, чтоб тебя перебили, — тебе ведь тоже надо перевести дух, набраться новых сил и нового ехидства и со словами «Очень странно вы, между прочим, рассуждаете!» (или что-нибудь в этом роде) снова кинуться в бой.

От Татьяны Сергеевны, однако, не исходило ни звука. И Люда чувствовала, что уже начинает пробуксовывать. Она гоняла свою мысль по кругу, приводила всё новые и всё более водянистые доказательства, которые больше были похожи на какие-то жалкие оправдания. Хотя на самом деле Люда была права со всех сторон!

Наконец она попросту иссякла. И только тогда, словно падающего без чувств марафонца, Татьяна Сергеевна подхватила разговор.

— Ну, с тобой не поспоришь! — сказала она. — Любого забьёшь!

Люде от этой похвалы сразу стало легко и ужасно приятно. Чуть ли не с благодарностью она подумала о Соколове: если б не его упрямство, разве бы ей когда так научиться! Ну, а то, что под конец в доказательствах получилась ведь… противник же всё равно признал своё поражение!

— Это же само собой разумеется, — сказала Люда скромно, — тут любой доказал бы! Кто добивается, тому почёт и всё другое, а кто не добивается… значит, сам виноват.

— А ты добиваешься?

— Стараюсь!

— Ясно…

И в этом слове Люда не услышала особого одобрения.

— Ну… ну, а как же? — сказала она. — Ведь надо же к чему-нибудь стремиться!

Люда проснулась и увидела такую довольно странную картину. За столом перед укутанной в газеты настольной лампочкой сидит Татьяна Сергеевна и что-то пишет… Она была очень мала и тонка, словно девочка, и сидела в одной ночной рубашке. Люде почему-то представилась Нелька Жужина или Лаврёнова, как они вскакивают ранним (почти ещё ночным) утром, чтобы доучить уроки — из каких-то источников Люда знала о таких вещах, только забыла откуда.

Сейчас Татьяна Сергеевна напоминала ей как раз что-то в этом роде. Свет, замаскированный газетами, горел по-ночному, и в окнах стояла совершенно глухая ночь, и Татьяна Сергеевна склонилась над листом как-то очень старательно. Только одно было не так: Люде совсем не хотелось спать. Она лежала не шевелясь, глядела на Татьяну Сергеевну, которая сидела к ней почти спиной, и соображала, что же такое пишет Татьяна Сергеевна? Почему среди ночи совсем не хочется спать?

Потом она подумала, что, наверное, неудобно подглядывать, и закрыла глаза. Но не уснула, потому что ей просто на удивление не хотелось спать. Словно сейчас было уже часов восемь.

Ну и положение! Она не могла даже пошевелиться, потому что диванные пружины, на которых она лежала, были очень разговорчивые. Только повернись, Татьяна Сергеевна сейчас же услышит.

Но ведь долго так вылежать невозможно. Если б во сне — другое дело, хоть всю ночь можешь не шевелиться. Она поборолась с собою ещё некоторое время — нет, никак не получается!

Открыла глаза — прямо на неё смотрела Татьяна Сергеевна.

— Доброе утро. Давно не спишь?

На мгновение Люда смешалась. Но взяла себя в руки, не стала врать. Спросила с улыбкой:

— А как вы узнали?

— Лицо у тебя было такое, знаешь… слишком напряжённое.

Татьяна Сергеевна попыталась изобразить Людино выражение. Ничего, конечно, у неё не получилось: слишком Люда была девочкой и слишком она сама была старой женщиной. Вышло только смешно. Люда невольно засмеялась, и Татьяна Сергеевна засмеялась обе звонко!

— Ну, вставай, времени без малого полдевятого!

Да, такое уж обманное ленинградское утро. Здесь с осени до весны дни коротенькие. Утро и вечер проходят в ночных потёмках. Первый свет пробрался в их окно только в десятом часу.

Зато летом в Ленинграде, говорят, белые ночи: пусто, как ночью, а светло, как днём. Весь город словно залит невидимой прозрачной водой. Так сказала ей Татьяна Сергеевна. И Люда очень ясно представила себе это.

— Ты в июне ко мне приезжай.

— Спасибо!

А писала она уж совсем странную вещь — Людин план на сегодня: как доехать до Эрмитажа и куда там пойти.

План был подробный, но в то же время недлинный, уместился на одной страничке. Люда сразу вспомнила такие же отцовские планы, хорошо знакомые ей и похожие на этот. Значит, вот откуда папа… Так странно было думать, что отец её тоже что-то перенимал. Да ещё у кого? У Татьяны Сергеевны. Опять Люде бросилась в глаза бедная неудачливость этой комнаты… На допотопном столе, на белой, сто раз стиранной скатерти, лежал план, удивительно похожий на отцовский. Даже почерк чем-то был похож. Например, Люда сразу узнала букву «д». Отец писал её так же, как Татьяна Сергеевна, хвостом вверх.