Лора Инглз Уайлдер - Долгая зима

Внезапно Рой положил нож и отодвинул тарелку.

— Одно мне ясно, — объявил он. — Ты не можешь пускаться в такую безумную поездку один. Если ты твёрдо решил ехать, я поеду с тобой.

— Да ты что! — воскликнул Альманзо. — Нам нельзя уезжать вдвоём!

Следующее утро выдалось тихим. Ярко светило холодное солнце, и в пристройке, где работали Мэри с Лорой, слышался только скрежет кофейной мельницы, ровный шум ветра и хруст сена. Девочки быстро замерзали. Скрутив два или три жгута, они мчались в кухню погреть руки над плитой.

Поддерживать огонь в печке удавалось с трудом — накрутить сразу столько жгутов, чтобы осталось время для стирки, у девочек не хватало сил. Поэтому мама решила отложить стирку, надеясь, что на следующий день потеплеет. Она стала помогать Мэри и Лоре, чтобы они могли по очереди сменять Кэрри у кофейной мельницы.

Папа вернулся только к концу дня и сел за стол, где его ждал кусок хлеба с чаем.

— Да, денёк выдался холодный, — заметил он.

В этот день он смог привезти только одни сани с сеном. Стога утонули в сугробах, и папе пришлось выкапывать сено из-под огромных снежных завалов. Свежий снег засыпал старую колею и до неузнаваемости изменил всё болото. Дэвид поминутно проваливался в скрытые под снегом ямы.

— Ты не отморозил себе нос, папа? — с тревогой спросила Грейс.

Чтобы отогреть нос и уши, папе пришлось натирать их снегом. Папа притворялся, будто от мороза нос у него становится всё длиннее и длиннее, а Грейс притворялась, будто она этому верит. Это у них была такая игра.

— Сегодня он у меня замерзал раз пять или шесть, — говорил папа, осторожно ощупывая свой распухший красный нос. — Если весна не скоро наступит, у меня вырастет такой же длинный нос, как у слона. И уши тоже.

Грейс весело засмеялась.

После еды папа накрутил побольше жгутов, чтобы хватило до позднего вечера. Животных он сегодня накормил пораньше, когда ставил Дэвида в хлев. Ещё не совсем стемнело, и он сказал, что сходит в лавку Бредли поглядеть, как играют в шашки.

— Конечно, сходи, Чарльз. А почему бы тебе и самому не поиграть?

— Понимаешь, эти холостяки всю зиму только и делают, что играют в шашки и в карты, — отвечал папа. — Я с ними тягаться не могу. Поэтому я только наблюдаю, и по правде говоря, нет ничего занимательнее, как следить за хорошими игроками.

Вскоре папа вернулся и сказал, что из-за холода в шашки сегодня никто не играет. Но зато есть новости.

— Альманзо Уайлдер и Кэп Гарленд едут за той пшеницей, что находится к югу от города.

Лицо у мамы застыло, а глаза так широко раскрылись, словно она увидела что-то очень страшное.

— А это далеко? — спросила она.

— Никто точно не знает, — отвечал папа. — И никто точно не знает, где этот участок находится. Есть только слух, что какой-то поселенец где-то там в прошлом году вырастил пшеницу. Никто никакой пшеницы в городе не продавал. Если он жив и если у него была пшеница, значит, она ещё там. Фостер говорит, что кто-то рассказывал ему, будто этот поселенец зимует на своём участке. Ребята хотят попытаться его найти. Лофтус дал им денег, чтобы они купили столько, сколько смогут увезти.

Грейс возилась у папы на коленях, стараясь залезть повыше, чтобы пальчиком измерить его нос. Папа рассеянно поднял её, но даже маленькая Грейс поняла, что сейчас не время для шуток. Она испуганно посмотрела на папу, потом на маму и притихла.

— Когда они выезжают? — спросила мама.

— Завтра утром. Сегодня они сделали сани для Кэпа Гарленда. Уайлдеры хотели ехать вдвоём, но потом решили, что одному надо остаться на случай, если второй попадёт в пургу.

Некоторое время все молчали.

— Надеюсь, всё будет в порядке, — сказал папа. — Если ясная погода продержится, ничто не помешает им ехать. А такая погода вполне может продержаться дня два или три. Впрочем, никто точно не знает.

— В том-то и беда, что никто не знает, — заметила мама.

— Если всё пойдёт хорошо, до весны нам пшеницы хватит. Конечно, если она там есть и если они её найдут.

Ночью Лора почувствовала какой-то толчок, потом завыла пурга. Передышка длилась всего один короткий день. Завтра никто не сможет поехать на поиски пшеницы.

На третью ночь Альманзо разбудила тишина. Буря прекратилась. Он протянул руку за жилетом, висевшим на стуле, достал часы, зажёг спичку и увидел, что уже почти три часа.

Холодными и тёмными зимними утрами ему всё ещё недоставало отца, который дома приходил его будить. Теперь он должен сам вылезать на холод из-под тёплых одеял. Должен сам зажигать фонарь, размешивать в печке уголь, разбивать лёд на поверхности ведра с водой, и сам решать — позавтракать или оставаться голодным. Зимой в три часа утра его ничуть не радовала мысль о том, что он свободен и независим.