— На, возьми, — поманил он кроликов, размахивая зеленым листочком.
Крольчиха вприпрыжку подбежала и схватила листок зубами. У нее были красные глаза и пушистая белая шкурка; звали крольчиху Снегурочка.
Отто Брозовский подкатил мотоцикл к двери и снял со стены две удочки.
— А куда мы поедем, господин Брозовский?
Отто Брозовский остановился и взглянул на Петера:
— Послушай, Петер, называй-ка меня лучше «дядей». Ведь твой отец был моим лучшим другом. — И он протянул Петеру руку.
Петер положил свою ручонку в широкую шершавую ладонь Отто Брозовского, такую же широкую и шершавую, как у его отца.
Потом мальчик влез на заднее сиденье мотоцикла, и они поехали.
Петер смотрел то налево, то направо. Мелькали дома и улицы Гербштедта, забавно подпрыгивая, проносились мимо редкие прохожие. Но никого из мальчишек Петер так и не встретил. Вот не повезло!
Теперь они ехали по окаймленной деревьями дороге. Промелькнули серые терриконы рудников «Пауль» и «Вицтум», остались позади поселки. В высокое, ясное небо стрелой взмывали жаворонки.
«До чего же большой наш Мансфельд!» — удивлялся Петер.
Они въехали в город.
— Эйслебен! — крикнул Брозовский Петеру.
Улицы здесь были шире и оживленнее и дома выше, чем в Гербштедте. На Рыночной площади церковь с многочисленными куполами, казалось, исчезала в бесконечной синеве неба.
За Эйслебеном мансфельдский округ кончался. Пейзаж без рудников, без медеплавильных заводов поразил Петера. Все вокруг было как в сказке, все манило и радовало его. Немного спустя слева от дороги сверкнуло озеро. Берега его поросли камышом. На узкой болотистой тропинке Отто и Петер сошли с мотоцикла и приготовили удочки. В прозрачной воде тихо плавали язи.
— Эй, рыбы, получайте-ка завтрак! — крикнул Отто Брозовский и щелкнул языком. — Вот увидишь, Петер, — прошептал он таинственно, — когда рыбы заметят, что я здесь, они так накинутся на приманку, что только знай тащи.
«Может быть, и мне посчастливится», — подумал Петер.
Они молча сидели рядом. Приятно пригревало солнце, и легкий ветерок рябил воду; еще не зеленевшие луга, казалось, были облиты золотом. Противоположный берег, окаймленный отлогими холмами, мягко вырисовывался на светлом фоне безоблачного неба. На мысу, глубоко врезавшемся в озеро, подобно суровому стражу, возвышался замок; окна его сверкали на солнце. По обе стороны тропинки шелестел и качался на ветру камыш. Пахло свежестью. Рыболовы долго молчали.
— А рыба совсем не клюет, — проговорил наконец Петер.
— Глупыш, сразу видно, что ты никогда не удил рыбу. Ведь рыбы еще должны проведать, что я здесь.
Вдруг поплавок дрогнул.
— Теперь смотри, — прошептал Отто и рывком выхватил удочку из воды.
Хоп! Леска повисла в воздухе: рыбы не было и в помине, червяк и тот исчез.
— Ах, мошенница!
Брозовский сдвинул кепку на затылок и насадил на крючок нового червяка.
Рыбы как будто и вправду раскусили, что можно без особого риска стащить червяка и неплохо позавтракать. Леска все время дергалась, червяки исчезали с крючка один за другим.
Солнце грело все сильнее. До чего же здесь было хорошо! Петер пристально вглядывался в поблескивающую воду, высматривая рыб. Отто Брозовский закурил трубку и начал тихонько напевать. Он пел песню о маленьком барабанщике.
— Папа! — прошептал Петер, но тут же смущенно спохватился.
Это была песня, которую любил петь его отец, и в первую минуту ему показалось, будто отец сидит рядом. Сердце у него сжалось.
— Что ты, Петер?
— Я так скучаю по папе. — Мальчик опустил голову. — Почему он умер?
Отто Брозовский ласково положил руку Петеру па плечо и очень серьезно сказал:
— Ты сын моего лучшего друга, Петер. Я хочу поговорить с тобой о твоем отце. Слушай внимательно. Понимаешь, твой отец был коммунист.
Петер представил себе отца, его высокую, худую фигуру, его тонкое лицо с добрыми серыми глазами.
— Коммунисты, мой мальчик, это люди, которые борются за то, чтобы народы всего мира жили свободно и счастливо. Это хорошие люди, смелые и умные. — Отто Брозовский взял обеими руками холодную ручонку Петера. — Понимаешь, у тебя был очень хороший отец. Не забывай его. И всегда гордись им. — Голос его стал тихим и нежным. — Не грусти, Петер!
Он вынул из кармана газету, вырезал ножом фотографию и протянул мальчику. С фотографии на Петера глядел какой-то незнакомый человек с высоким лбом. У него были усы и маленькая бородка. А глаза смотрели так живо, так приветливо… Казалось, человек на фотографии вот-вот заговорит.
Читать дальше