Андрей Жвалевский - Смерть мертвым душам!

Такой же брак встречался еще в нескольких книжках этой странной партии.

— И что делать? — чуть не плакала Елена Степановна. — И оставить их нельзя, и вернуть жалко. Когда еще дождемся…

— «Уходи поскорей отсюда, если хочешь остаться жив!» [9] Белорусские народные сказки. — прочитала Валя, взяв в руки следующую книжку.

— Да они сговорились! — воскликнула она.

Кира решила успокоить ребенка.

— Читай сорок девятую страницу, последний абзац. Там наверняка будет что-то веселое.

— «Вошла она в первый зал, а там бочки с кровью стоят. Вошла во второй, а там руки-ноги отрубленные по углам…» [10] Белорусские народные сказки. — дрожащим голосом прочитала Валя.

Кира вырвала у нее книжку.

— Это сказки? Детские? Может, и хорошо, что некоторые страницы пустые?

Вале стало совсем уж не по себе. Чтобы успокоиться, она прошлась между полками, поглаживая корешки старых книг. Обычно это ее успокаивало, но сегодня обложки царапались, как наждачная бумага, а один раз Вале даже показалось, что обложка горячая. Она отдернула руку, потом осторожно дотронулась пальцем до корешка…

Показалась. Обложка как обложка. В меру затертая, значит, кто-то ее читает, и довольно часто. Валя вытащила книгу с полки.

Это оказалась «Мэри Поппинс» — любимая Валина книжка. Правда, дома она была другая, с яркой обложкой, на которой Мэри на зонтике летела в компании котов, собак и детей. Мама ее часто читала Вале на ночь. Раньше. Теперь Валя большая…

Девочка вздохнула и открыла наугад. Эта книга никогда ее не расстраивала, значит, и теперь скажет что-то ободряющее.

«— Ты определенно сегодня что-то подхватил! Никак оно тебе покоя не дает! — произнесла она многозначительно.

И действительно, то, что было внутри Майкла, не только никуда не уходило, но напротив — делалось все тяжелее и тяжелее» [11] Памела Трэверс. Мэри Поппинс открывает дверь (перевод Игоря Родина). .

Валя чуть не заплакала.

Книжки трясло.

— Этого не может быть, этого не может быть! — как заклинание повторяла Энциклопедия.

— Типографский брак, — попытался всех успокоить Словарь, — явление нередкое. По статистике…

— Это не брак, лохи! — неожиданно сказала одна из серийных книжек. — Это Мертвые души, ясно? Это они страницы выпили! Потому что они — вампиры!

В обычных обстоятельствах за такую наглость обладательница яркой обложки получала от старожилов гневную отповедь и испуганно захлопывала обложку. Но сейчас — впервые в жизни — ее никто не перебил.

Может быть, из-за ее обложки, на которой мальчик с огромными глазами заносил меч над чем-то клыкасто-крылатым.

А может быть, потому, что все прекрасно помнили вчерашнюю угрозу новоявленного императора.

— Хорошо, что они ушли, — прошептал Маленький принц Ильфу-и-Петрову. — Может, насовсем?

Ильф-и-Петров не ответил. Он пока не встречал ни одной неприятности, которая исчезала бы сама по себе.

Книгам было страшно. Валя это чувствовала, даже не открывая их. И была уверена, что если откроет, то книжки на многие голоса заплачут и запричитают. Как только Валя появлялась в хранилище, у нее в голове тут же раздавался русский народный речитатив:

— Ой, как же мы теперь, ой, где же мы теперь, да на кого ж мы вас поки-и-инем…

Валя даже уши затыкала, так страшно ей становилось от дружного книжного воя. «Что творится?» — мысленно спросила она и сдернула с полки первую попавшуюся книгу.

«Вам предстоит зайти в запретный лес. И я сильно ошибусь, если скажу, что вы выйдете оттуда целыми и невредимыми» [12] Джоан Роулинг. Гарри Поттер и философский камень (перевод Игоря Оранского). , — сказала книга.

«С Кирой нужно поговорить!» — решила Валя и побежала искать практикантку.

— С книгами что-то не так! — выпалила она и поняла, что они с Кирой сказали это хором.

Но даже не улыбнулись такому совпадению. Кира нервно грызла карандаш, разглядывая новую партию книг.

— Послушай, мне кажется, что дело в «Мертвых душах», — сказала Кира.

— Которые мы на спиритическом сеансе вызвали? — Валя от страха села на стул. — Но мы же понарошку!

— Конечно, понарошку! Но… — Кира отложила карандаш и взялась за толстую старую книгу. — Я все думаю про тот странный том. Помнишь, пятнадцатый том собрания сочинений Гоголя?