Юрий Сотник - На школьном дворе. Приключение не удалось

У Хмелева мамы дома не было, но ему пришлось трудней, чем Луизе. Он открыл сарайчик, стоявший в стороне от жилого дома, и вытащил два весла, багор, две тяжеленных канистры с горючим и небольшой ящик с инструментами. Таскать по улице все это плюс мешок с теплыми вещами и продуктами да плюс ружье (у Хмелева-старшего их имелось несколько) было, конечно, рискованно: могли увидеть люди, живущие напротив. Ленька пошел другим путем: он перетащил свой груз в огород Мокеевых, затем доставил все вещи к их дощатому забору. Но этот забор оказался слишком высок для Леньки, и ему пришлось принести из сарая деревянный ящик из-под каких-то консервов. Став на него, Хмелев смог увидеть стоявшую недалеко Луизу. Он тихонько окликнул ее, и она подбежала.

— Я здесь.

— Отойди маленько. — То спрыгивая с ящика, то влезая на него, Хмелев перебросил через забор мешок, весла, багор и ящик с инструментами. Потом он подозвал Луизу и передал ей в руки ружье. Физической силой Хмелев не отличался, и когда ему пришлось поднимать над головой и переваливать через забор тяжеленную канистру, он почти закричал: — Ой!… Лизка, держи! Горючее!

Луиза успела подхватить канистру и мягко поставить ее на землю. Со второй канистрой тоже обошлось благополучно. Хмелев запер сарай, вернулся в дом и написал записку: «Мама, не волнуйся, мы с Луизой вернемся денечка через три». Беглецы сообразили: если Луиза оставит такую же записку своей маме, то ее отец, вернувшись с работы, сразу догадается, в каком направлении они поехали, и тут же пустится в погоню. А его мама вернется с дежурства в аэропорту лишь в одиннадцатом часу, и, когда она ознакомит соседей с содержанием Ленькиной записки, беглецы будут уже далеко.

Через несколько минут, скользя, падая, то съезжая присев на корточки на подошвах, а то и на собственном заду, путешественники спустились вместе со своей кладью с крутого откоса, и началась торопливая, с постоянной оглядкой по сторонам погрузка.

Примерно в это же время Инна вышла из двухэтажного дома райкома партии. В ее белой сумочке лежал небольшой листок бумаги. Это была бронь на номер в маленькой местной гостинице.

Лодку благополучно загрузили, Луиза села на переднюю скамью, а Ленька продолжал хлопотать. Отвинтив пробку на баке, он вставил воронку, кряхтя, налил из большой канистры горючего, потом вылез на «пристань», быстро отомкнул замок на цепи, связывающий лодку с землей, вернулся на корму и оттолкнулся от мостков багром. Лодку сразу понесло боком по течению, а Луиза с благоговением смотрела, как Хмелев колдует над движком: как открывает какой-то краник, потом резко, изо всех сил нажимает ногой на какой-то рычаг где-то внизу…

Движок чихнул и умолк. Ленька вполголоса чертыхнулся, чего-то еще подкрутил и с новой силой ударил пяткой по кикстартеру. На этот раз движок застучал, лодка двинулась, и Ленька сел бочком на корме, держась одной рукой за палку, которая у моряков зовется румпелем.

— Поехали! — с облегчением сказал он. Луиза заметила, что Ленька ведет лодку не вдоль левого берега, на котором расположен город, а направляет ее чуть наискосок против течения к далекому правому берегу.

— Леньк!… Ты куда едешь-то? — прокричала она под стук движка.

Хмелев объяснил ей свой маневр. Конечно, было удобнее сразу плыть вдоль левого берега Иленги, тем более что течение здесь было потише. Но на этом берегу стояло множество домов, откуда ребят могли увидеть, а тот берег был безлюден: там зеленели только пойменные луга, а за ними на холмах с обрывами чернела тайга. В этом месте ширина Иленги достигала полутораста метров, и едва ли с такого расстояния кто-либо мог увидеть из города, что за люди плывут там в лодке.

Приблизившись к этому берегу, Хмелев круто свернул направо, и они двинулись, поглядывая на домишки на том берегу.

Но вот городок кончился. На том берегу потянулись тоже луга, потом, вместо лугов, появились веселые молодые деревца, потом деревья стали выше и темней, а за ними пошел настоящий лес.

А к правому берегу как-то незаметно подполз отвесный известковый обрыв, над которым тоже корежилась тайга. Нижняя часть обрыва размывалась весенними половодьями, поэтому он слегка нависал над рекой, верхняя часть хоть медленней, но разрушалась дождями да ветрами, и большие деревья, которые подступали к обрыву вплотную, уже накренились, цепляясь за землю лишь половиной своих корней, а другая их половина страшными растопыренными когтями висела в воздухе. Некоторые деревья уже рухнули, уткнувшись комлем в край обрыва и выставив мертвые сучья из воды.