Виталий Бианки - Фомка-разбойник (cборник)

Третья задача – разработка нетронутых еще богатств Севера. Здесь в первую голову мы обратили внимание на зверобойные промыслы в Карском море. Дело приходится ставить сразу на должную высоту. Сейчас пошла уже зверобойная экспедиция к самому выходу Обской губы в Карское море. На основании разнообразных исследований здесь можно ожидать больших запасов морского зверя. Они могут дать значительные доходы местному бедняцко-середняцкому населению, а через него – и государству.

Ряд других мероприятий будет способствовать хозяйственному развитию тундры, развитию классового сознания бедноты и социалистической перестройки ее хозяйства. Сюда относится развитие пушного звероводства, изучение борьбы с болезнями оленей, изменение неправильного ведения оленеводства туземцами и многое другое.

– Я ошень, ошень интересант, – оживился вдруг немец. – Я что-нибудь читаль о ваш Север в газете, но не всегда понималь.

– Все это изложено в моей книжке – недавно вышла – «В тундрах Ямала». Вы можете…

В эту минуту подошел Василий Николаевич с листками в руках.

– Вот, – сказал он, – на всякий случай в двух экземплярах. Задержал немножко. Машинистки нет, самому пришлось… Вечером председатель подпишет, я вам закину. Вы где остановились?

Василий Николаевич продолжал:

– Так. Смотрите не опоздайте! Из Тюмени пароход выходит послезавтра. А теперь я вас познакомлю с представителями интегральной кооперации, Госторга, Рыбтреста. Они вам тоже выдадут бумажки. Могут вам на местах пригодиться. Как раз у нас сегодня совместное заседание.

Представители дали записочки, направили нас в свои учреждения.

Весь день мы бегали по учреждениям, из учреждений – на склады. Нам без задержки выдали сухие овощи, папиросы, сахар, даже банку моссельпромовского какао.

Свердловск не задерживал ни на минуту.

– Поезжайте. Смотрите. Расскажите всем, что увидите. Обо всех недостатках нам сообщите.

К концу служебного дня мы кончили все наши дела и вернулись домой.

Василий Николаевич был уже и занес бумажки.

Теперь задерживал только Ленинград: перевода еще не было.

Валентин ругался.

Вечером бродил по городу.

Необычайно быстро для гуляющей публики движутся по тротуарам густые толпы рабочих, работниц, служащих, шумной смехотливой молодежи. Трещат клубы, кино, театр, сады. Горят высокие электрические фонари. Голосом простуженного бронтозавра ревет радио.

Столица. Столица громадной, богатой, живой страны.

Четкими силуэтами, математически точные, неизбежные стоят дома. Между ними белые стволы берез кажутся привидениями из детской сказки, кажутся выбеленными известкой. Вдали над прудом – реки в городе нет – на холмах темный зубчатый лес. Я видел, как медленно поднялась из него наивная вятская луна. Она казалась ненужным забытым привеском.

Если случится: однажды вечером луна не решится вылезти на небо, – свердловчане не вспомнят о ней.

Ночью в комнате было открыто окно. Сон прерывали настойчивые гудки.

На железной дороге, на заводах работа не стоит никогда.

Второй день сидим в Свердловске.

Если до вечера деньги из Ленинграда не придут, на пароход из Тюмени мы опоздали.

С утра отправили в издательство телеграмму, чтобы выслали телеграммой-молнией.

He могу понять, чего не хватает на свердловских улицах? А чего-то очень привычного для глаз…

Вчера деньги так и не пришли. Валентин грозится взорвать Ленинград.

Сегодня раздобыл где-то половик и шьет себе из него штаны. Для тайги, говорит, лучше нет.

Следующий пароход из Тюмени – только через четыре-пять дней.

Четвертый день в Свердловске. Послали яростную телеграмму в Ленинград.

Вечером Валентин примерял новые штаны. Они серо-черно-красного цвета и с бахромой. Каждая штанина – что чурбан. Валентин похож в них на помесь пугала с ковбоем.

Если послезавтра не выедем, наверняка пропустим еще пароход. Тогда придется отказаться от мысли попасть на Конец Земли.

Попалось в руки «Полное географическое описание нашего отечества» – «настольная и дорожная книга для русских людей». Выписывали из нее сведения о тех местах, что придется нам проезжать, к себе в записную книжку.

Пятый день. Семь раз бегали в почтамт.

Я наконец понял, чего привычного для глаз недостает свердловским улицам: на них нет пьяных.