Виталий Бианки - Фомка-разбойник (cборник)

– Вот оно что… – прошептал Ипат и нахмурился.

Когда подняли труп, чтобы отнести в лодку, Степан в последний раз обернулся на скалу. Ведь труп лежал лицом к реке. Значит, только со скалы могла его ударить в затылок пуля.

На черной скале никого не было. Торчал только куст можжевельника.

Страшная догадка мелькнула в голове у Степана: частенько, поди, следил тут с ружьем в руках Одноглазый. Много соболятников, нагруженных дорогими мехами, проходило торопливо под ним по этой дороге. Меткий глаз целился им в спину.

Степан рассказал Ипату, как привиделась ему осенью голова Одноглазого на скале.

Ипат молча выслушал и молча всю ночь просидел у костра. А утром поднялся на скалу и целый час там пропадал.

Когда он вернулся, они о чем-то долго шептались с Рыжим.

Потом охотники снова расселись по лодкам и к закату прибыли в свою деревню. Скоро в деревне узнали, что Одноглазый убит.

Тем же летом Степан продал вороного Аскыра и уехал с женой в Москву.

Лось низко опустил голову, грозя поднять на рога каждого, кто приблизится к нему спереди. Задом он прижался к двум сросшимся у корня деревьям – и был надежно защищен с тыла.

Собаки обступили его полукругом. Их было три, и любая из них могла схватиться один на один с волком.

Ощетинив шерсть, захлебываясь от злобы лаем, они когтями рвали под собой землю. Они ждали только удобного момента, чтобы, подскочив, вцепиться зверю в горло, в спину, повиснуть на нем, зубами рвать живое мясо.

Ни одна из них, однако, не отваживалась переступить невидимую черту, за которой – они знали – встретят их страшные рога лося. Что их волчьи зубы против неимоверной силы этого лесного богатыря!

Жутко поблескивающие глаза лося ловили каждое их движение. Тяжело вооруженная голова делала чуть заметный поворот, как только одна из них подскакивала на шаг ближе.

Исступленным лаем собаки старались скрыть свой страх. Все три были умны и опытны, ни одна не хотела лезть на верную смерть. В конце концов, их дело ведь только задержать зверя, не дать ему ходу, не пустить в чащу. Они вовсе не обязаны хватать его за горло, пока он не ранен. Пусть расправляется со зверем тот, кто идет за ними.

Но лось хорошо понимал, где таится главная опасность. Едва между деревьями мелькнул человек, он разом подался вперед.

Три разъяренных собаки одновременно кинулись на него: две спереди, одна сзади – вцепиться и удержать.

Но это был только ловкий прием: зверь быстро отпрянул, а распаленные его мнимым испугом собаки неудержимо ринулись вперед. И на одно мгновенье очутились ближе к нему, чем позволяла мудрая осторожность.

Лось двинул рогами – и первая собака высоко взметнулась в воздух. Ударил ногами – и вторая, как распоротый мешок, свалилась на землю, обливаясь кровью.

Тогда лось опрокинул рога на спину, взял с места широкой, размашистой иноходью и, не глядя на уцелевшую собаку, двинулся в чащу.

Свое громадное тридцатипудовое тело он нес на бегу легко и плавно. Его бег был стремителен и прям, как бег стального паровоза по рельсам.

В последний миг выскочил из-за деревьев охотник. Перед ним мелькнули высокие белые ноги, горбатый загривок, сухой опущенный крестец, – и зверь врезался в плотную заросль, легко раздвигая грудью тугие ветви, ломая деревца. Собака метнулась за ним, но упругие руки чащи отбросили ее назад.

Охотник опустил бесполезное ружье: громадный лесной зверь исчез в чаще так же бесследно, как исчезает в темной глубине моря выскользнувшая из рук рыба. Не догонять же его в непроходимой заросли.

Охотник подошел к лежавшим на земле собакам. У одной был проломлен череп. У другой из широко распоротого живота вывалились на траву все внутренности. Обе уже не дышали.

У охотника помутнело в глазах.

Он прислонился к дереву. Отчаяние его охватило.

Вот опять, вот опять – уже который раз – зверь уходит у него из-под носу!

Семьдесят верст – поездом и лошадьми – охотник ехал за ним из города. Десять дней уже рыщет по лесу, караулит, выслеживает, скрадывает – и все зря!