А свою песню про трех товарищей я ни за что бы не запела при всех. Я ее только в голове своей пела или когда знала, что совсем-совсем одна и ни одна живая душа меня не слышит.
Из военных песен девчата тоже больше про любовь пели:
Ночь коротка,
Спят облака…
И «На позиции девушка провожала бойца…», и «Темную ночь…».
Так с песнями ехали, но в школу опоздали.
— Ой, да не бойтесь! Мы каждый понедельник опаздываем! — учила нас Лена, когда подошли мы ко враждебно молчащей школе. — Поругают, конечно, а что делать?! Если б сразу с подводы в школу…
Да, правда, надо же было продукты развезти по домам и сгрузить. Да идти еще сколько опять до школы.
И пожалуйста вам — на перемене созывает Мелентий Фомич всех на построение и приказ читает с высокого крыльца: «За опоздание в школу целой группы учащихся из совхоза такого-то всех виновных наказать нарядом на распиловку и поколку дров: по одному кубометру на человека».
— И чтоб на этой неделе было сделано! — грозно закончил Мелентий Фомич и сверкнул своим недреманным оком.
— Ур-ра! — вдруг заорал длинный Степка Садов, правый фланг школы.
И какие-то девчонки, не разобравшись, подхватили тонкими голосами: «Урря-я!» — думали, так надо. Но вид у директора недовольный, кричавшие поняли: «ура» ему ни к чему, и примолкли.
Тогда в тишине Мелентий добавил зловеще:
— А Садову — два кубометра.
Степка больше не орал, но смолчать все-таки не смог и стал, как у нас говорят, «вяньгать» — жалобно канючить:
— Ла-ад-но, ла-адно, Мелентий Фомич! Пожалеете еще Садова… Ишь какие строгости…
— А строгости обычные, Степан, военные, — отрезал Мелентий каким-то не своим, отрывистым голосом, очень значительным. И добавил: — А вы, совхозные, завсегда распускаетесь.
— Так ведь впервой ныне-то! — не унимался Степка.
— А летось, Садов? Как оно было?
— Так ведь я-то у вас летось не учился! Вон оно! Садов за летошний год в ответчиках!
Мелентий Фомич, увлекшись диспутом, и еще бы чего-нибудь возразил, и уж было рот открыл, но тут из рядов вырвался звонкий и резкий голос Лешки Никонова.
— Держись, Сте-па! Еще малень-ко! — выкрикнул он, издевательски отчеканивая последние слоги, и тем дал понять директору, как неуместна затеянная с учеником перепалка на виду всей школы.
— Ну, хватит, поговорили! — с сердцем сказал директор. — Разойдитесь!
И ряды смешались, окружая попавших в наряд совхозных.
— Эка! — басил Карпэй. — Что в наряде, что так, все равно дрова-то надо пилить!
— И правда! — обрадовалась я. — Уже ведь и пилили, но на субботнике, а теперь — наряд… А сколько это — кубометр? — спросила я Тоню Антипову. — На субботнике мы не считали же сколько, пилили — да и все.
— Пойдем прикинем.
Мы пошли с ней за школу, где у безоконной ее стенки были свалены дрова — осиновые, березовые и сосновые бревна.
— Ну вот, гляди. Сколько у этой кучи высота будет? Метр, да ведь? Да в глубине не меньше двух. Так? А длина… — Тоня широко зашагала вдоль лежащего на земле, откатившегося бревна. — Раз, два, три!
— Значит, здесь шесть кубометров! — сосчитала я. — А как увидеть из этого одну шестую? Чтоб знать, сколько мне одной пилить и колоть. Нас ведь шестеро!
— А чего ее видеть? — удивилась Тоня. — Что, ты отдельно, что ли, будешь, сама с собой пилить? Все равно всем вместе делать все шесть шестых.
И я вдруг поняла: мы же все вместе будем работать! И то обидное, что сказал директор: «На каждого по кубометру!» — потому и было обидно, что разделяло нас на отдельных людей со своим кубометром в охапке. Попробуй-ка потяни одна! Но дело-то в том, что мы не врозь, а вместе! Значит, никакой обиды и нет! И не выделишь тут отдельную работу на одного человека, как невозможно выложить из этой длинной и высокой кучи бревен ровненький куб: метр в длину, метр в вышину и метр в глубину. Вот какая интересная арифметика получалась, когда шесть не делилось никак на шесть, а одна целая работа шестерым поддавалась!
— И правда твоя, Тоня! — сказала я. — Что я, сама с собой, что ли, буду пилу тягать? Все тут мое — все шесть кубометров! Да еще где-то Степкин один завалялся, седьмой!
— И Степкин здесь! — ворчливо сказала Тоня. И я поняла, что она на Мелентия сердится. — Я же не точно вымеряла: тут и в высоту повыше метра, и в глубину побольше двух. Как раз и набежит Степкин второй кубометр!
Но прошло целых полторы недели, прежде чем нам удалось расплатиться за опоздание: школьную сараюшку под дрова занимала пока колхозная картошка — колотые дрова некуда было класть. Наконец мы получили команду: в среду после уроков!
Читать дальше