Стелла Даффи - Идеальный выбор

София предпочла бы поставить на этом точку, пока оставался шанс на поцелуй, — все лучше, чем вышвыривать Джеймса вон. Но она была расстроена, загнана в угол, выбита из колеи. Щадить чувства Джеймса ей уже было не под силу. София всего лишь хотела ощутить его руку на своем плече и услышать обещание: все будет хорошо. Он не сможет ей помочь, но пусть хотя бы сделает вид. Напуганная тем, что ей предстоит, она хотела, чтобы все вокруг притворились, будто способны облегчить ей жизнь, она и сама училась притворяться каждое утро перед зеркалом, успокаивая свое отражение в косметической маске. Но Джеймс, блуждая в неведении, не смог предложить утешения, и София отказалась от шанса к примирению. Возможно, в последнее время они недостаточно общаются, но виновата в том не только она, но и Джеймс: не надо проводить столько времени с этой пронырой Мартой. Джеймс парировал удар, прежде чем она закончила фразу. В таком случае ей пора привыкать к новому положению дел, поскольку Марта собирается переехать в их дом. Вдалеке раздался погребальный звон, но София его не услышала — кровь стучала в ее ушах, она ничего не слышала, потому что громко выкрикнула:

— Когда?

— Скоро.

— Как скоро?

— На следующей неделе.

— Почему ты раньше не сказал?

— Почему ты не сказала о ребенке?

— Мы квиты. У нас появились тайны друг от друга, а это значит, что теперь нам друг на друга наплевать.

А затем им обоим стукнуло семь лет и ссора стала совсем уж безобразной. Тяжелое дыхание, сигареты одна за другой, свирепые взгляды, выдававшие их с головой. Взрывы перемежались затишьем. Джеймс давно хотел сказать ей о назревших переменах в его житье-бытье, но она столь увлеченно ковырялась в своем дерьме, что даже не заметила, как он фантастически счастлив. Не заметила? София не желала ничего замечать, но у нее хватило ума не признаться в том. Кусочек разума, прибереженный к случаю. Слишком поздно. Джеймса несло, он орал, не слыша ответов, матерясь и глотая окончания. А не лучше ли забить на их дружбу? Все ослепительно ясно. Сколько бы они ни проводили вместе времени и ни провозглашали себя лучшими друзьями, но если она не желает назвать имя отца ребенка — и она уверена, что это не Джеймс? — что ж, если София не хочет быть искренней, то, наверное, и нет никакой удивительной дружбы, наверное, бывшим любовникам невозможно оставаться друзьями. И похоже, Марта права, они дружили из соображений удобства, а если так, то ему лучше убраться отсюда подобру-поздорову. Точно, катись отсюда, мудила.

Джеймс выскочил из дома, хлопнув дверью, и зашагал вверх по улице. София медленно поднялась к себе, легла на нагретый солнцем пол и разрыдалась, слезы не унимались; и в чем, интересно, права Марта, чтоб ее? Опять сигарета, большой бокал виски, и, когда солнце опустилось за крышу автобусного гаража, в гостиной объявился Габриэль. Без предупреждения, без стука он влез в ее печаль и попытался утешить, но как раз утешений София не желала. Только что ее бросил лучший друг, и она хотела прочувствовать боль.

— Уходи, Габриэль, ты здесь не нужен.

— Я мог бы помочь.

— Не хочу я твоей помощи, придурок. Не надо меня успокаивать, поднимать настроение. Ты что, не врубаешься? Я в полном дерьме и не нуждаюсь в твоем гребаном ангельском волшебстве, не хочу, чтобы ты залечивал раны. Когда ты рядом, мне становится легче, но я не хочу, чтобы мне полегчало. Как вы меня достали — и ты, и ребенок. Убирайся на фиг отсюда.

И он убрался. Не хлопая дверью.

В тот вечер София на работу не пошла, налила себе еще виски. Лежала на полу, заткнув уши, чтобы не слышать нараставшего грохота снизу — то Марта с Джеймсом праздновали свое счастье.

Не лучший день в жизни матери нового Мессии.

Слезы и вопли длятся не дольше гнева, изнеможение затянет любые раны, даже те, что нанесены бывшими любовниками. В конце концов София, покачиваясь, поднялась с пола и отправилась спать — обхватив себя руками, обнимая расшумевшуюся трехлетнюю девочку, направляя ее к тихой домашней гавани. Умиротворяющая ласка оборвалась, стоило Софии войти в спальню и увидеть Габриэля, сидевшего на краешке кровати. Нежные руки вмиг окостенели от ярости, ногти в крайнем раздражении впились в кожу, ответом сочувствующему, вопрошающему взгляду Габриэля была откровенная угроза в глазах Софии. Когда она вернулась из ванной, Габриэля уже не было.

София легла спать с холодной тряпкой на лбу и острой болью в желудочной яме. Она легла спать, ненавидя всех и вся и зная, что иного пути у нее нет. Только все дальше углубляться в неминуемую ложь, непонимание друзей и родных, ожидавших от нее большего, чем внебрачная беременность; что до обвинений в безумии, то они не замедлят последовать. Она погасила свет, отключила телефон и свернулась под мятыми хлопковыми простынями — раненая кошка, спрятавшаяся в единственно безопасном месте. Облегчение медлило, но дыхание постепенно выровнялось. Ночь взяла свое.