Но мука длилась меньше, чем он ожидал. Первые сильные толчки потрясли машину, и тотчас скорость резко снизилась, и вот машина уже подпрыгивает по твердой земле. Очевидно, он вновь зажмурился, потому что, оглядевшись, заметил, что все вокруг опять выглядит так, как было, когда его вели к аэроплану. Он, качаясь, вышел из машины, все качалось, вертелось перед глазами, земля уходила из-под ног. Охваченный какой-то счастливой усталостью, он опустился на колени. Но вот он услыхал выкрики "ура" - это кричала огромная толпа за канатами. Усилием воли он заставил себя приподняться. Навстречу бежали мать, Кристина, адвокат... Вилфред распрямился, его высвободили из кожаного костюма. Потом опять все куда-то провалилось, и он пришел в себя в объятиях матери, изливавшей поток норвежских и французских слов на всех, кто стоял рядом: на Кристину, адвоката, летчика. Глаза ее горели от гнева, гордости и шампанского.
- Мальчик мой! - истерически всхлипывала она. - Мой любимый мальчик!
Вилфред решительно высвободился из ее объятий и протянул руку летчику Пегу.
- Merci, - выдохнул он. - Merci beaucoup *.
* Спасибо, большое спасибо (франц.).
Тут он заметил, что в шагу ему мокро и холодно. Наверное, это случилось с ним, еще когда самолет поднимался.
- Когда мы поедем домой, мама? - невесело спросил он. Он испугался, что происшедший с ним конфуз обнаружится именно теперь, когда на него устремлены восторженные взгляды толпы.
- Ну, как это было?
- Страшно было?..
- Да, мне было страшно, - вдруг сказал он. Французам перевели его ответ. Дамы радостно заворковали. Но летчик Пегу протиснулся к Вилфреду и вновь пожал ему руку.
- Этот юноша - самый храбрый из всех дебютантов, с какими мне приходилось иметь дело, - спокойно проговорил он. - Он почти все время сидел с открытыми глазами.
Фру Саген и Вилфреда пригласили в посольство, где в честь летчика устраивался прием.
- Как ты думаешь, можно мне улизнуть? - шепнул Вилфред матери.
- Улизнуть?
- Да, мне что-то... - Он поморщился. - Это же рядом с нами, так что я могу сойти, когда мы подъедем.
Мгновение она пристально и озабоченно разглядывала его. Сколько уже раз видела она это выражение, словно туча, омрачавшее юное лицо, - лицо, все больше похожее на то, другое, с которого не сходила мрачная угрюмость.
- Тебе хочется побыть одному? - спросила она.
- Да, вот именно одному. - Он видел, как она разочарована. Точно ребенок!
- Мамочка, я очень огорчен. Из-за тебя.
- Из-за меня? Ну так в чем же дело?
Вновь испытующе озабоченный взгляд, попытка прочитать его мысли. И вдруг Вилфред понял, что не мокрые штаны причиной тому, что ему не хочется в посольство. В небе с ним случилось нечто - какое-то озарение, прояснение.
Тем легче стало посвятить мать в маленькую постыдную тайну, ибо настоящая-то тайна была совсем другая.
- Дай я скажу тебе на ушко.
Фру Саген залилась веселым смехом и украдкой огляделась. Очаровательное простосердечие сына так пленило ее, что ей захотелось с кем-нибудь поделиться. Но она овладела собой и посмотрела сыну в глаза с той же проказливой серьезностью, как в тот раз, когда весенним вечером они забрели в Тиволи.
- Тогда беги, как только мы подъедем, - сияя, шепнула она и потрепала его по щеке. Он глядел на нее недоверчиво и удивленно. Неужели эту взрослую женщину, которую он так любит, ничего не стоит обвести вокруг пальца? Неужели все и всегда так охотно попадаются на удочку?
- Вот только девушек я обеих отпустила поглядеть на представление, сказала фру Саген. Эта реплика, нарушив ход мыслей Вилфреда, вдруг рассмешила его.
- Ты права, мама, - произнес он с нарочитой серьезностью. - Жаль, если юноша-герой погибнет, всеми заброшенный, покуда мать его принимает почести в посольстве.
Она опять легонько потрепала сына по щеке, обрадованная, что отметено и это возражение. В последние годы она так редко бывала на людях, у нее столько огорчений, все неотвратимо меняется на ее глазах... И сегодня ей снова захотелось окунуться в гущу событий, как прежде, когда любое, самое незначительное происшествие в жизни Христиании составляло часть ее собственной жизни.
Один в пустой квартире, Вилфред радостно упивался собственным тревожным возбуждением. Он долго лежал в ванне и вернулся в комнату, ловко и по-взрослому запахнув на голом теле халат. Наслаждаясь ощущением своей взрослости, он встал у большого окна, выходившего на Фрогнеркиль, и загляделся на небо, подернутое светлыми тучками. Сентябрьский день еще не остыл. По глади залива пробежала темная рябь. Все было словно па иной планете. Вилфред намеренно вновь вызвал в себе чувство сладкого ужаса, охватившего его в ту секунду, когда он увидел под ногами хрупкий пол аэроплана. Он снова поднялся на цыпочки, и к нему опять вернулась жажда воспарить, разорвать все связующие, порабощающие узы, а потом рухнуть и погибнуть в одиночестве, вдали от стеснительной близости других.
Читать дальше