Илья Варшавский - Сборник [СИ]

— Зачем же ему осел? — удивился Иуда. — Разве у него в конюшне мало лошадей?

— Полно! — ответил домоправитель. — Полно лошадей, однако первосвященник очень любит ослов. Просто мимо пройти не может спокойно.

— Чудесны дела твои, Господи! — Иуда вздохнул. — На что только люди не тратят деньги!

Уже было выпито по второй, когда управитель осторожно спросил:

— А этот твой проповедник, он действительно святой человек?

— Святой! — Иуда выплюнул косточку маслины и потянулся к кувшину. — Ты себе не можешь представить, какой он святой!

— И чему же он учит? — поинтересовался управитель, наполняя кружку собеседника до краев.

— Всему учит, сразу и не упомнишь.

— Например?

— Все больше насчет рабов и богатых. Нельзя, говорит, иметь рабов, а то не попадешь в царствие небесное.

— Неужели?

— Определенно! — Иуда отпил большой глоток. А богатые у Ягве будут, вместо верблюдов, грузы возить. В наказанье он их будет прогонять сквозь игольное ушко.

— Это когда же?

— А вот скоро конец света настанет, появится ангел такой… термо… термо… не помню, как звать, только помню, что как ахнет! Все сожжет на земле, а спасутся только те, кто подставляет левую щеку, когда бьют по правой.

— Интересно твой пророк проповедует.

— А ты думал?! Он и мертвых воскрешать может. Вот в субботу девицу одну, дочь Иаира, знаешь как сделал? В лучшем виде!

— Так… А правду говорят, что он царь иудейский?

— А как же! Это такая голова! Кому же еще быть царем, как не ему?

Распрощавшись с управителем и заверив его в вечной дружбе, Иуда направился на свидание с Курочкиным. После выгодно заключенной сделки его просто распирало от гордости за свои коммерческие способности. Он заговаривал с прохожими и несколько раз останавливался у лавок, из которых бойкие молодые люди выносили товары.

Он было решил купить мешок муки, но от него только отмахнулись:

— Не знаешь разве, что конец света наступает? Кому теперь нужны твои деньги?!

— Деньги — всегда деньги, — резонно ответил Иуда и зашагал к садику, где его ждали товарищи.

На улице Ткачей ему попался навстречу вооруженный конвой под предводительством его нового знакомого, окруживший связанного по рукам Курочкина.

Первосвященник Киафа с утра был в скверном настроении.

Вчера у него состоялся пренеприятный разговор с Понтием Пилатом. Рим требовал денег. Предложенный прокуратором новый налог на оливковое масло грозил вызвать волнения по всей стране, наводненной всевозможными лжепророками, которые подбивали народ на вооруженное восстание.

Какие-то люди, прибывшие неизвестно откуда в Ерушалаим, громили лавки, ссылаясь на приближение Страшного Суда.

А тут еще этот проповедник, именующий себя царем иудейским! Коварный Тиберий только и ждал чего-нибудь в этом роде, чтобы бросить в Иудею свои легионы и навсегда покончить с жалкими крохами свободы, которые его предшественник оставил сынам Израиля.

Открылась дверь, и вошел управитель.

— Ну как? — спросил Киафа.

— Привел. Пришлось связать, он никак не давался в руки. Прикажешь ввести?

— Подожди! — Киафа задумался. Пожалуй, было бы непростительным легкомыслием допрашивать самозванца в собственном доме. Слухи дойдут до Рима, и неизвестно, как их там истолкуют. — Вот что, отведи-ка его к Анне, — сказал он, решив, что лучше подставить под удар тестя, чем рисковать самому.

— Слушаюсь!

— И пошли к бен Зарху и Гур Арию, пусть тоже придут туда.

Киафе не хотелось созывать Синедрион. При одной мысли о бесконечных дебатах, которые поднимут эти семьдесят человек, ему стало тошно. Кроме того, не имело смысла предавать все дело столь широкой огласке.

— Иди! Скажи Анне, что я велел меня ждать.

Когда связанного Курочкина вволокли в покои, где собрались сливки иудейских богословов, он был вне себя от ярости.

— Что это за штуки? — заорал он, обращаясь к Киафе, в котором угадал главного. — Имейте в виду, что такое самоуправство не пройдет вам даром!

— Ах, так ты разговариваешь с первосвященником?! — Управитель отвесил ему увесистую затрещину. — Я тебя научу, как обращаться к старшим!

От второй пощечины у Курочкина все поплыло перед глазами. Желая спасти кровоточащую щеку от третьей, он повернулся к управителю другим боком.

— Смотри! — закричал тот Киафе. — Его бьют по щеке, а он подставляет другую! Вот этому он учит народ!

— На моем месте ты бы и не то подставил, дубина! — пробурчал Курочкин.