Илья Варшавский - Сборник [СИ]

— А вы можете идти, Люся, — добавил он.

— Хорошо, Иван Терентьевич.

Иван Терентьевич направился к проходной, но по дороге завернул в механический цех, где обрабатывалась партия заготовок, отлитых по новой технологии. Шел брак, и пришлось вызвать с квартиры начальника литейного цеха, разбираться в технологии, давать указания о проверке кокилей. Словом, ушло на это минут сорок. Тут вспомнил он, что забыл в кабинете заранее припасенный торт для именинника. Вернувшись в кабинет, Иван Терентьевич щелкнул включателем и застал на месте от изумления и гнева.

Да-да, читатель! Именно то, что ты думаешь. Будем без трепета глядеть в лицо жизни, когда она, бросая нам вызов, глумливо поднимает забрало.

Итак, на директорском диване бездельник Гоша с вертихвосткой Люсей, презрев все высказывания великого физиолога о сохранении творческих сил, предавались как раз тому, от чего он предостерегал.

Трудно передать, что тут произошло.

Иван Терентьевич бушевал. Люся рыдала, а Гоша, тупо глядя в пол, непрестанно бубнил: «Я тоже человек», что уже само по себе свидетельствовало о невысоком уровне интеллекта директорского шофера, потому что имей он подготовку хотя бы в объеме классической гимназии, нечего было б, как попка, долдонить одно и то же. Мог бы Гоша, подобно герою комедии Теренция, гордо заявить: «Homo sum, et humanum nihil a me alienum puto».

Однако, образование он имел всего семиклассное, да и латынь из моды вышла ныне…

Все имеет свой конец, в том числе и начальственный гнев. Пообещав Люсе поговорить с ней утром как следует, Иван Терентьевич велел Гоше подавать машину, ехать на дачу. Позвольте? — спросит дотошный читатель. — А как же со званым вечером? — Полноте! какой там еще вечер после таких переживаний? Нет, не вполне еще остыл Иван Терентьевич. Иначе сидел бы он на привычном месте рядом с шофером, а не забился в угол на заднем сиденье. И на вопрос Гоши «Можно я закурю?» не ответил бы в сердцах: «Нельзя!»

А тут еще, как на грех, только Сестpopeцк проехали, спустило заднее колесо, а запасное-то Гоша оставил в гараже. Совсем скверно получилось. Однако добрались потихонечку заполночь.

— Иван Терентьевич, — робко сказал Гоша, — мне бы костер развести, я бы мигом завулканизировал.

— Ишь чего! — буркнул Есиков. — Нашел время по ночам костры разводить. Оставайся ночевать, завтра сделаешь. — И приказав Марфе Назаровне, домоправительнице своей, пристроить Гошу на веранде, отправился спать.

И было Ивану Терентьевичу Есикову, директору завода «Хозмет», во сне видение. Будто никакой он не директор, а шофер Гоша. И будто с ним, с шофером Гошей, прелестница Люсенька, не девочка, а персик. И будто меж ним, шофером Гошей, и девочкой-персиком такая жаркая любовь, что дальше некуда.

Тут мой знакомый врач-психиатр К. особо останавливается на одном обстоятельстве. Человек — по натуре — существо эгоцентрическое. Особенно этот эгоцентризм проявляется во снах. И хотя фрейдисты напустили тут иного всяческого тумана, факт остается фактом. Никогда еще в науке не был зарегистрирован случай, чтобы человек во сне видел себя кем-то другим, тем более в подобной ситуации.

И все же Иван Терентьевич, перевоплотившись в своего шофера, познал до конца тайные глубины сладостного греха. Вот так.

Немудрено, что проснулся он совсем разомлевший и утром смотрел на Гошу совсем иными глазами. Тот тоже старался, как мог, загладить вчерашнюю вину. К пробуждению Ивана Терентьевича все последствия прокола были уже устранены, а машина отполирована сверх всяких похвал.

Плотно позавтракав, выехали они к месту работы в атмосфере всепрощения и согласия.

Гоша курил, а Иван Терентьевич погрузился в размышления.

Проехали они уже больше полпути, когда Иван Терентьевич спросил:

— А тебе, Гоша, сны снятся?

— Бывает.

— И что тебе снится?

— Когда как. Вообще-то наше дело молодое, все больше бабы снятся. А вот сегодня такое приснилось — и смех и грех!

— Что же именно? — заинтересовался Иван Терентьевич. Гоша покраснел.

— Ты не стесняйся, — подбодрил его тот. — Я ведь так спрашиваю, из любопытства…

— Да… — Гоша опять закурил. — Снилось мне сегодня, что я — это не я, а вы, Иван Терентьевич.

— Как?!

— Очень просто. Будто сижу я за вашим столом и скипидарю вас же бога в мать, а вы будто не вы, а я, то есть, мой шофер. Уж больно вы мне вчера, извините, жару давали, вот, видно, и приснилось.

— Гм…

Иван Терентьевич замолчал и уже до самого завода не раскрывал