Николай Омельченко - Серая мышь

— У меня в школе таких нет, мы же говорили об этом с паном Бошиком, — сказал я.

— То было давно, — как-то деловито, словно речь шла о какой-нибудь рыночной сделке, вздохнул Юрко, — теперь времена с каждым днем меняются, наши силы крепнут, и мы должны постоянно напоминать о себе действием.

Я понимал, что это не его слова, он сам до такого не мог додуматься, это слова Бошика.

— А из школы все-таки кого-то нужно, — раздумчиво сказал Юрко. — Пан Бошик говорил, если кто-то лично мне покажется чересчур ворожим, можно и на нем крест. Вот ваша завуч Вахромеева, коммунистка, в комсомол и пионеры всех подряд записывает, по домам ходит и лает тех, кто детей в церковь водит. Если ее не убрать, скольких испортит на свой лад та москалька.

— В церковь запретил детей водить я.

— Ну, то ты, Улас, временно, — доверчиво усмехнулся Юрко и тут же помрачнев, неожиданно выпалил: — Отдай жидовку! Вместо Вахромеевой. И та и другая будут живы… Чуешь, Улас, отдай!

Я не смог удержаться от смеха:

— Как это «отдай»?

— Ну, как отдают? Насовсем. Увезу и больше не увидишь ее. Все равно им всем скоро конец, близится час, — так сказал пан Бошик. А я ему верю. Она будет жить у меня, спрячу так, что никто не найдет.

Я пристально, с удивлением разглядывал Юрка, пытаясь понять его. Кто он? То, что Дзяйло тупой исполнитель чужой воли, для меня было совершенно очевидным, но откуда в этом физически здоровом парне патологическая страсть к еврейке Симе, хотя и красивой, но хилой девушке?

Может, это прихоть избалованного девчатами первого на селе парубка? А возможно, любовь? Нет, этого я не допускал. У таких, как Юрко, может быть лишь дикая животная страсть, любви они неподвластны, любовь для натур более тонких.

Откровенно говоря, хотелось мне тогда поговорить с ним, понять его, в чем-то разубедить. Хотя вряд ли какие-либо внушения и душеспасительные беседы могли оказать на парня благоприятное воздействие.

Раздался школьный звонок, и я поспешно ушел, оставив Юрка в доме одного. Во время урока я видел в окно свою полуоткрытую на веранду дверь. Юрко в ней не появлялся, наверное, все ждал, что я вернусь. Но, увлекшись уроком, я вскоре позабыл о нем.

Зашла в гости моя младшенькая — Калина. Назвал я ее так в честь моей матери. Правда, слово «вошла» не совсем подходит к ней. Не вошла, а влетела, или точнее — впорхнула так, что даже качнулись на окнах тюлевые занавески. Она небольшого росточка, но с идеальной фигуркой и хорошенькой мордашкой — одним словом, красавица, всегда веселая, на первый взгляд даже кажется легкомысленной и совершенно беззаботной. Но это обманчиво. Она серьезна и трудолюбива, хотя не так-то уж много приходилось ей трудиться и в колледже, и в университете, и за мольбертом, когда она, чтобы хоть немного сравняться с уровнем мастерства

своей старшей сестры Джеммы, брала уроки у известного художника. Калина способна ко всему: к литературе, к музыке, к рисованию, даже математика в средней школе ей давалась лучше, чем, скажем, ее брату Тарасу, избравшему профессию инженера. Не сочтите меня нескромным, когда прочтете эти строчки, но ее способности и талантливость — от меня. Внешне она тоже на меня похожа. Все считают ее моей любимицей. А у меня нет любимых детей, для меня все они одинаковы. Но кто-то же должен быть более близок; такова Калина. И тянется она ко мне больше, чем к кому-либо другому, даже к матери. Мне порой совестно за это перед Джулией, но она, по-моему, ничего особенного в наших взаимоотношениях не замечает. Джулии хорошо тогда, когда нам хорошо.

Моя младшенькая приходит к нам не просто посудачить о житье-бытье, проведать родителей, а затем убежать, — у нее всегда есть какое-то предложение, норовит вытащить кого-нибудь из нас из дому, погулять по городу, завести в кинотеатр на новый нашумевший фильм (этим чаще всего удается соблазнить Джулию), на какое-нибудь празднество или интересную встречу, стать свидетелем необычного события. Калина всегда в курсе всех дел. Вот и сейчас, наспех поцеловав меня и Джулию, потискав Жунь Юнь и сунув ей кулек конфет, она тут же выпалила:

— Сегодня «Венок» — украинский фестиваль в Бимсвилле. К двухсотлетию провинции Онтарио и по случаю Дня Канады.

Обращается она к нам с Джулией, но я замечаю, что смотрит-то на меня. Это заметила и Джулия, потому что уронила с улыбкой:

— Вот и поезжайте вдвоем с отцом, а у меня куча домашних дел.

Конечно, Калина охотно забрала бы нас двоих, но с кем останется Юнь?