Николай Омельченко - Серая мышь

— Задержана, а не арестована, — сказал я с облегчением.

— Какая разница, задержана или арестована? — спросила Джулия. — И что это за деньги? Где она взяла их? Это какой-то подлог. Она мне говорила, что едва наскребла деньги на поездку.

— Ты, мама, наивный человек, — сказал мягко Тарас,

чтобы не очень ранить Джулию. — Деньги ей дали националисты из ОУН, на их же счет она и поехала. Я знаю, что в этом году она ехать не собиралась, у нее и действительно не было денег, а тут вдруг внезапная поездка.

— Какой в этом состав преступления? Разве литература и деньги ворованные?

— Мама, — снова мягко сказал Тарас, — в каждой стране свои законы, и их не следует нарушать. За нарушение советских законов и задержана органами КГБ наша Джемма.

— Органами КГБ! — прижимая к груди руки, произнесла Джулия. — Да это же такие страшные и жестокие люди! Сколько раз я видела в кино и по телевизору, как они пытают, режут и чуть ли не поджаривают живьем на костре людей. Боже мой!

— Мама! — уже резко сказал Тарас. — Когда ты перестанешь верить тому, что показывают на экране!

А мне вдруг вспомнилось, как хлопцы Петра Стаха сжигали живьем парашютиста, жгли его на небольшом костерке, чтобы тот дольше мучился. Тот парень был украинец. И кричал по-украински, просил пристрелить его. Я тогда убежал далеко в лес и, чтобы не слышать тот раздирающий душу крик, упал на землю, спрятал голову в куче сухих листьев. Некоторые из этих хлопцев и теперь разгуливают по Торонто, исправно ходят в церковь и в свой культурный центр на мирные мероприятия.

— Все равно, те, кто арестовывает, — ужасные люди, — плача, говорила Джулия. — И разве можно за это арестовывать ребенка? Я поеду в Оттаву и обращусь к правительству. Что ж мы — зря такие налоги платим? Пусть помогут выручить мою девочку.

У моей наивной Джулии на все события жизни были свои взгляды. Но Тарас вдруг по-своему поддержал ее:

— У меня в Оттаве есть один деловой человек, приятель; его брат работает в нашем консульстве в Москве. Я сейчас же свяжусь с ним по телефону, а если надо будет, поеду в Оттаву. Правительству, мама, есть чем и без нас заниматься. У меня имеются влиятельные люди. Думаю, все обойдется. Задержана — это еще не значит арестована.

Тарас больше ни о чем не стал говорить, тут же заказал телефонные разговоры. Джулия стояла над ним, как изваяние, застыв, прислушиваясь к его спокойному и деловому голосу, но по нему трудно было что-нибудь определить, лицо Тараса тоже выражало полную бесстрастность, будто речь шла не о судьбе сестры, а о делах фирмы. После второго звонка терпение у Джулии лопнуло.

— Ну что? — плачущим голосом спросила она.

— Мама, не мешай! — раздраженно дернулся Тарас. — Вон смотри, что делает Юнь, займись ею, а я уж как-нибудь сам.

Я понял, что эти слова относятся и ко мне — я ведь не мог ни помочь ему в чем-нибудь, ни даже посоветовать. Поэтому я решил подняться к себе наверх и все обдумать. Джулия все еще стояла рядом с Тарасом, сидевшим за телефонным столиком; я взял ее под руку, подвел к столу, где мы лишь несколько минут тому назад безмятежно кормили нашу внучку, и молча указал ей на Жунь Юнь. Девочка наливала в тарелку с кашей апельсиновый сок, размешивала и мазала этим месивом стол. Джулия тут же треснула Юнь по рукам, она стала орать, а я поднялся к себе, слыша, как Тарас заметил Джулии:

— Ты хоть на ребенке не сгоняй свое зло!

Я сидел и думал: к кому мне обратиться, как помочь Джемме, с кем посоветоваться? Ведь я прожил в Торонто почти сорок лет. И пришел к печальному выводу — нет здесь у меня друзей-товарищей; еще совсем недавно я мог бы об этом поговорить с Вапнярским, он был человеком умным и опытным, но Богдан Вапнярский-Бошик уже лежит на кладбище «Проспект», да и вряд ли он помог бы мне, Вапнярский до конца своих дней оставался националистом и скорее способствовал бы тому, чтобы моя дочь поехала на Украину эмиссаром, таких у нас в ОУН и теперь еще немало. Что же — пойти к ним узнать, какую литературу она повезла в Край, для кого ей передали деньги? Но кто тебе об этом скажет?

Я снова спустился вниз. Тарас все еще говорил по телефону, закончив, он положил трубку, хмуро поглядел на меня и сказал:

— Говорил с Томасом. Обещал связаться с братом, буду ждать. Я на твоем месте сходил бы в ваш Дом УНО да разыскал бы тех, кто ее посылал, может, они знают, что следует предпринимать в подобных случаях. — Он проговорил это ровным деловым тоном, потом уже сердито, сквозь зубы добавил: — А еще я на твоем месте набил бы им морды!