Дженет Уинтерсон - Тайнопись плоти

Два года назад? О чем она?

- Я увидела тебя в парке: как ты бродишь в одиночестве и разговариваешь на ходу. Я ходила за тобой битый час, прежде чем пойти домой. Я и не надеялась, что мне удастся встретиться с тобой еще. Мне казалось, это была игра воображения.

- О! А ты часто преследуешь людей, гуляющих по парку?

Она рассмеялась.

- Никогда раньше и только один раз после. Когда мне посчастливилось увидеть тебя во второй раз, в Британской Библиотеке.

- За переводами?

- Да. Я заметила номер твоего места и спросила у служителя твою фамилию. Позже по фамилии узнала твой адрес. Вот почему полгода назад у твоих дверей оказалось промокшее и расстроенное создание.

- Ты же сказала, у тебя украли сумочку.

- Да.

- Ты спросила, нельзя ли переждать дождь у меня и отсюда позвонить мужу.

- Да.

- И все это была выдумка?

- Мне нужно было встретиться с тобой. Это была моя единственная мысль. Согласна - это было не очень умно. Ну, а потом я познакомилась с Жаклин и стала убеждать себя, что я должна остановиться, подумать об Эльджине. И я пыталась остановиться. Тешила себя мыслью, что мы сможем быть просто друзьями, а если я стану твоим другом, этого будет достаточно. И разве мы с тобой не стали друзьями?

Моя память возвращается в тот день, когда у моих дверей появилась Луиза, вымокшая под дождем. Пак, возникший из тумана. В волосах блестели сверкающие капельки дождя, дождь стекал по груди, туго обтянутой намокшим муслиновым платьем.

- Это я по примеру Эммы, леди Гамильтон, - пояснила Луиза, уловившая, о чем я думаю. - Она сделала это специально перед выходом на улицу. Это, конечно, провокация, но с Нельсоном сработало.

Опять этот Нельсон...

Да, я припоминаю тот день: я вижу ее из окна спальни и спешу наружу. Доброе дело с моей стороны, и при том - восхитительное. Я звоню ей на следующий день, и она любезно приглашает меня на ланч. Все это я припоминаю, но не могу понять, зачем ей все это было нужно. Я не могу пожаловаться на недостаток уверенности в себе, однако красотой я не отличаюсь. Это слово подходит только к особым людям - таким, например, как сама Луиза. Так ей и говорю.

- Тебе не видно того, что видно мне. - Она гладит меня по щеке. - Ты - как кристально чистая заводь, в которой играет солнечный свет.

Кто-то замолотил кулаком в дверь. Мы подпрыгнули от неожиданности.

- Это наверняка Жаклин, - вздохнула Луиза. - Я так и думала: она придет, когда стемнеет.

- Думаешь, она вампир?

Стук прекратился и послышалось, как аккуратно поворачивается в двери ключ. Она что - проверяла, есть ли кто дома? Слышны ее шаги в прихожей, вот она двинулась в спальню. Открыла дверь в гостиную. Увидев Луизу, Жаклин разрыдалась.

- Объясни мне, Жаклин, почему ты украла мои вещи?

- Ненавижу тебя!

Я пытаюсь уговорить ее присесть и что-нибудь выпить. Но как только в руках Жаклин оказывается бокал, она швыряет его в Луизу. Промахивается, и бокал разбивается о стену. Схватив острый осколок, она нацеливает его в лицо Луизы. Я перехватываю ее запястье и выворачиваю его, она вскрикивает, осколок падает на пол.

- Вон! - Я не отпускаю ее руку. - Отдавай ключи и выметайся!

В тот момент мне было на нее наплевать. Хотелось стереть ее с лица земли. Хотелось расцарапать ее раскрасневшуюся от гнева тупую физиономию. Каким-то краешком сознания я понимаю, что она этого не заслуживает, это моя слабость, а не ее довела нас всех до этого позора. Следовало бы как-то все смягчить, увести разговор в сторону. Вместо этого я отвешиваю ей пощечину и выхватываю из ее кармана свои ключи.

- Это за ванную! - восклицаю я, пока она ощупывает разбитую губу. Жаклин пятится к двери и плюет мне в лицо. Тогда я хватаю ее за шиворот и тащу к машине. Она отъезжает, не включая фар.

Я стою с безвольно опущенными руками и смотрю, как она скрывается за поворотом. Потом со стоном опускаюсь на низкую каменную ограду у самого дома. Воздух холодит и успокаивает. Почему, зачем эта пощечина? Я так ценю интеллигентность и воспитанность, мягкое вежливое обращение, всегда стараюсь быть хорошим партнером. А сегодня будто это не я, а забулдыга в дешевом кабаке. Да, она разозлила меня, но пощечина? Сколько раз меня с души воротило, когда в судах оправдывали насильников? Какое отвращение вызывала у меня чужая жестокость?

Уронив голову на руки, я плачу. Все это уродство - моих рук дело. Еще одна порванная связь, еще один оскорбленный человек. Когда я остановлюсь? Костяшками суставов я веду по шершавому камню. Мы всегда находим оправдание, весомую причину своим действиям. Но сейчас я не нахожу себе оправдания.