Странности любви

Оттуда уже неслось:

И тот же припев: про яблочко и про "не воротишься".

В субботу, едва рассвело, как лагерь заполнили разъяренные туристы. Вызвав командира, вручили ему подписанное несколькими десятками подписей письмо, в котором требовалось сурово наказать хулиганов, проживающих в пионерском лагере "Зорька". Тут же перечислялся материальный ущерб, нанесенный владельцам автотранспорта, приехавшим сюда на выходные дни, и пространно доказывалось, что такое поведение не совместимо со званием студента. Копию письма автовладельцы, по их словам, направляли в райком, а вторую грозились послать еще выше…

— Почему вы решили, что наши студенты? — отбивался командир. — Это еще надо доказать!

— А тут и доказывать нечего! — распалялся плотный мужчина в наброшенном поверх белой майки пальто, из-под которого выглядывали полосатые пижамные штаны. — Они в вашу сторону бежали. Одного я хорошо запомнил — в черной шляпе с большими полями. Я как раз в кустики вышел, а они — драпака. Все скаты, стервецы, прокололи! И прицеп с обрыва спустили… Если вы не примете меры…

Командир дал слово, что разберется. Вызвал Галкина. Он, конечно, возмутился:

— Да меня и близко там не было! Вообще не до того: конкурс красоты — вы же видели!

— Туристы тоже кое-что видели — черное сомбреро.

— Ночью все сомбреро черные…

Не успел командир разобраться с Галкиным и атаковавшими лагерь автотуристами, как началось новое нашествие — родителей. Приняв сигнал бедствия от своих голодающих детей, они устремились в лагерь на "Жигулях", "Запорожцах", "Тавриях", набитых провизией.

Студенты, тотчас забыв про конкурс красоты, бросились уничтожать привезенные родителями деликатесы.

Пустовавшие контейнеры за столовой стали быстро заполняться пищевыми отходами: арбузными и дынными корками, куриными костями, огрызками колбасы, консервными банками..

— Я просто боюсь за их желудки, — заволновалась Полина. — После нашего-то вермишелевого супчика каково?

— Точно, добром это не кончится, — поддержала ее Аня.

Командира, судя по всему, беспокоили те же проблемы:

— Не лопайте все подряд, — предупреждал, заглянув в корпус, — расстройства не боитесь?

— Всю жизнь бы так бояться, — хохотали студенты. — Присоединяйтесь к нам, Игорь Павлович! У нас ветчинка югославская и арбуз — на десерт.

— А у нас — дыня. Идите лучше к нам, — весело звали из соседней комнаты.

Во второй половине дня размах студенческого веселья достиг угрожающих размеров.

— Нет, добром это не кончится, — повторила Аня. — Надо их остановить! Пока не поздно…

Вместе они вышли в коридор. Острые запахи домашней кухни, солений, сигаретный дым — ароматы вольной жизни.

Из-за дверей доносился недвусмысленный звон стаканов, развязные возгласы. Полина с Аней постучали в одну из комнат — их не услышали. Переглянувшись, вошли без приглашения.

За сдвинутыми столами, уставленными снедью, теснились ребята и девушки. Комната была украшена цветами, флажками, красочными плакатами, славящими Первомай. Тут же красовались и огромные открытки с нарисованными восьмерками. "Заодно и Международный женский день отмечают", — догадалась Полина.

И почувствовала неуместность их появления на этом раздольном празднике: их просто не замечали — в упор не видели.

— Пошли отсюда, надо посоветоваться с командиром, — Аня утянула Полину из комнаты.

Во втором корпусе — такое же раздольное гульбище. Штаб-квартира оказалась заперта — ни командира, ни комиссара.

Заглянув в несколько комнат, Аня с Полиной наконец их обнаружили — в веселом обществе Галкина — Беспутнова и остальной компании. В бутылках торчали наломанные еловые ветки, плавали в сигаретном дыму свисающие с потолка бумажные снежинки — явно праздновался Новый год.

Игорь Павлович о чем-то оживленно разговаривал с Зоей Мироновой. В тот момент, когда вошли Полина с Аней, Зоя тянула губами из пачки сигарету, Игорь Павлович весело щелкнул зажигалкой, отчаянно высекая искры. Нефертити, зажатая между Галкиным и Беспутновым, разливала чай.

"И медперсонал здесь, — отметила присутствие Кати Родниной. — На случай, если понадобится "скорая помощь"?

В самом конце стола, отдельно от других, скучал Александр Витальевич — он, судя по всему, чувствовал себя не совсем уютно в этой компании. "И чего сидит? — удивилась про себя Полина. — Из солидарности с командиром?"